— Юрочка... сыночек...
А он безмолвно обогнул ее, ходко спустился в низину. Вскоре вернулся за Ульяной Федоровной. Она обхватила его шею мокрыми руками. Он перенес ее метров на сто и на краю поляны посадил на плоском камне. Сам опять поднялся на кручу, неуверенными шагами пронес мимо беспомощной хозяйки ее тяжелую ношу.
И долго, очень долго не возвращался.
Старая женщина изрядно продрогла, пугалась наступавших густых сумерек. Тревожилась: не свалился ли с ног ее попутчик?
Прохоров наткнулся на вершину вывороченного с толстыми корнями кедра. Огромное дерево лежало поперек тропы, перегораживало всю пропасть. Серебристая цепочка полевого кабеля оборвалась именно в этом месте. Опустив горбовик, Юрий осматривал разрушение, прикидывал, как лучше и проворнее справиться с делом. Он продрался сквозь чащу к проводу. Потянул. Ливень обрушился на него. Капли воды с мерзкой медленностью ползли по спине. Тонкий кабель скользил в мокрых ладонях, оставляя красные кровянистые полосы. Юрий обкрутил себя проводом, как ремнем. Пятясь, он всем своим телом натягивал кабель. Шаг за шагом запас увеличивался. Решив, что слабины достаточно для соединения оборванных концов. Прохоров пустил провод. Тот, как резиновый, выскользнул, со свистом хлестнул по кустам и запутался где-то в густом сосняке— еще дальше, чем впервые нашел его Прохоров.
Солдат привалился к грязному, в желтой глине, корню кедра. Он был не в силах двинуть рукой. Ветер гнул упрямые деревья, свистел в голых ветках. На самом краю обрыва сухая осина терлась боком о другую, тоже мертвую, и в пропасти раздавался скрежещущий скрип. Вода в ручье, встретив сваленный кедр, все прибывала, упиралась волнами в препятствие, клокотала, перехлестывала через корявый ствол, и мощное некогда дерево теперь мелко дрожало, словно в ознобе.
Ульяна Федоровна сильно замерзла. Зубы стучали, окоченели руки. Она выбрала подходящую палку, что валялась вблизи, и снова заковыляла вслед Юрию. Каждый шаг давался ей с болью и большим трудом. Палка скользила, приходилось цепляться за деревца, опираться на их стволы.
Наткнувшись на бурелом, Ульяна Федоровна поняла, что самой не перебраться. Холод сковывал тело. Палка поскользнулась на голышах. Старуха упала, ударилась о сосенку, вскрикнула., Юрий услышал ее крик, и это придало ему силы. Он перебрался через глубокий ручей. В буреломе нашел пострадавшую. Поднял ее, посадил на мягкую мшистую кочку.
— Спасибо... Юрик...
— Провод оборван. Связь надо дать. Ждите меня...
Прохоров углубился снова в чащу, распутал военно-полевой кабель и прежним способом натянул его до предела. Учтя урок, закрутил провод за толстую сосну. Второй конец оказался податливее. Окоченевшими пальцами Юрий завязал узел на соединенных концах, зубами очистил провод и скрутил концы вместе. У Юрия хватило сил лишь дойти до Ульяны, и здесь он свалился. Жадно глотая воздух, приставил автомат к плечу и выстрелил. «На посту должны услышать, прийти на помощь», -— подумал он и, заморенный, откинулся на спину.
Снег с верховья настиг спутников, затрусил вперемежку с дождем. У Прохорова не было сил вытереть лицо, и он отвернул его под мягкие ветки кедра. На ощупь взял в свои ладони холодные костлявые руки Ульяны Федоровны.
— Потерпите... ребята скоро...
— Не дури! — крикнула Ульяна Федоровна, силясь встать. — Ползи, скребись, а то замерзнешь!
Старая женщина дотянулась до своей палки, подняла ее, сунула в бок солдата. Прохоров вяло поднялся, прислушался. Он ждал ответа на выстрел. Но никто не спешил на помощь. «Кто услышит выстрел в таком глухом лесном шуме?» Ветер крутил снег, ломал сухие деревья. Усиленные эхом, дикие звуки грохотали в ущелье. На обрыве рушились вековые сосны, падали ветвистые ели, цепляясь корнями за камни.
Юрий лизнул соленые холодные губы и вспомнил о конфете. В обертке оказалась липкая, раскисшая масса. Он откусил половинку, остаток протянул Ульяне Федоровне. Та отвела его руку.
— Я отжила свое...
Юрий насильно сунул ей в рот сладкую мякоть. Кусочек мяса съел сам...
— Держитесь за шею! — прохрипел Прохоров и поднял старушку. Каждый шаг стоил неимоверных усилий. Но Юрий вдруг с необычной ясностью осознал: спасение в движении. В холодной воде ноги сводило, даже внутри что-то дрожало от стужи, но он шел. Затем опускал Ульяну Федоровну на тропку и возвращался за горбовиком. Относил ягодный ящик вперед и возвращался за старухой. Надо было смотреть и за проводом, что опять бисерными точками виднелся в ущелье. Теперь Ульяна Федоровна не требовала нести горбовик, но Юрий машинально исполнял то, что делал раньше по принуждению. Старуха сдержанно охала, спрятав руки за пазуху.
Сумерки сгустились настолько, что провод терялся в ветках. Юрию приходилось идти целиной и продираться сквозь кустарники, чтобы убедиться в целости линии. Потом он возвращался на тропу и нес старуху, насколько хватало сил. Брел обратно вверх за тяжелой ношей, тупо глядя себе под ноги. Пошатываясь, спускался под горку, оставлял горбовик и пробирался к проводу.
Пока он оборачивался, Ульяна Федоровна, тяжело опираясь на толстую палку, прыгала по тропе вперед. Она тоже знала, что без движения закоченеет. Нога у нее распухла, одеревенела. Галоша, оказавшаяся ненужной, волочилась сзади на веревочке.
Юрию представилось, что с восстановлением связи тревога кончилась и товарищи его теперь собрались в ленинской комнате, играют в шашки, читают газеты, книги интересные. А вот он, солдат «третьего эшелона», один во всей тайге несет службу. Трудно ему, но приказ он выполнит до конца... И теперь борется за жизнь немощного человека. Даже настырные дятлы сняли свои посты, попрятались, а он, солдат, идет. И дойдет! Мысли согревали его, двигали к цели.
Возвращался он в думах и к старой попутчице. Не будь ее, хватило ли у него настойчивости? Мучило сознание, что допоздна не мог сообщить своих подозрений в роту. Где те трое? Кто они? Виноват он, что утром не задержал тех мужчин, не проверил... Он сознается капитану: не сообразил! «А если они враги?» Это предположение заставляло его идти, смотреть вперед.
За угловатой скалой, над кустами шиповника, что пламенели алыми ягодами на обочине, нежданно блеснул огонек. Ветер донес запах смолистого дыма.
Юрий бессильно опустился рядом с Ульяной Федоровной. Старая женщина холодными пальцами погладила его мокрые щеки.
— Встань, Юрий! Жилье...
Прохоров перевалился на бок, поднял автомат к небу, закоченевшими пальцами нащупал, нажал спусковой крючок. Автомат в его руках забился, словно живой. Длинная очередь выстрелов ворвалась в лесной шум тревогой.
4
Вслед за Юрием Прохоровым на ближний из города контрольный пост «Гизель», что разместился на выходе из Гремячей пропасти, был отряжен ефрейтор Николай Потапов. Он должен был восстановить связь, если бы она оказалась нарушенной в его районе.
Еще на равнине Потапова прихватил крупный густой дождь. Спустя какую-то минуту в рытвинах заблестели лужи, узкими шустрыми ленточками потекли ручейки, скатываясь с дороги в кюветы. Только ефрейтор успел перейти на горную сторону извилистого русла, как перекатистая Малая Пьяная с треском снесла деревянный мостик, швырнула его в мутный поток, выплеснув на берег пену.
Порожистая речушка вдруг превратилась в непроходимую преграду. Вода на глазах ошеломленного Потапова прибывала с каждой минутой, заполняла впадины, перекатывала камни, несла на волнах маслянистого цвета коряги, вырванные с корнями зеленые сосенки, желтые листья, траву. Ливневая вода подмыла крутой песчаный берег, и он обвалился, запрудив русло. Бурунистый поток с водоворотами бросился в сторону, моментально съел илистую темную косу, ударил в основание переходной опоры, свалил
