— Конечно, поедем.
— А папка с мамкой фашистов побьют? Да, побьют? И мы вернемся... Уже малина поспеет... Вкус- ная-вкуоная!..
Но бабушка плохо слушала внучку, отвечала невпопад, прислушивалась к перестрелке. Вот донесся гудок паровоза: жив Трофим! Она облегченно вздохнула.
Галя тихо покатила кресло к дому.
8
За день по разным делам Мороз набегался до гудения в слабых ногах и теперь спешил: его тревожила затянувшаяся перестрелка у моста. Связав военно-полевой кабель узлом и соединив провода скруткой, монтер направился к воронке на путях: скоро ли они там восстановят?
Из разбитого дома, что напротив вокзала, выкатился серый комочек, догнал связиста и жалобно замяукал. Мороз перепуганно оглянулся, словно на него кинулся невесть какой зверь. Озлившись, монтер отшвырнул его ногой, но котенок почему-то не отставал. Мяукая, он скакал за связистом до самого полотна дороги.
На котенка наткнулась Зоя. Она обрадованно взяла его, приласкала. Котенок замурлыкал. На нее повеяло чем-то мирным, безмятежным, трогательным. Оказавшись рядом с Акуловым, девушка отозвала его в сторону и, блестя глазами, подала ему котенка.
— Сохрани его, Захар, — попросила она. — Вместе с ним догоняй меня...
Захар Николаевич оторопело смотрел на котенка, на улыбку Зои и не знал, то ли сердиться, то ли принять все это за шутку. Но обстановка была слишком напряженной, не до шуток, и он молча взял котенка, сунул его в боковой карман френча. И тут же забыл о нем, поглощенный заботой об отправке поезда. А котенок мяукнул раз-другой, затих и уснул.
Вот и оуть готов. Акулов снова подошел к бомбе, дал сигнал отправления.
Палкин опять поступил по-своему, а не так, как хотела Демина: не потихоньку, а рывком тронул он поезд, набрав полный ход за секунды. Над бомбами мчались на предельной скорости.
Демина неотрывно следила за машинистом. Она видела его посеревшее лицо, поджатые губы, медленный тяжелый взгляд, но признаков волнения не замечала. Только пальцы на реверсе сжимали рукоятку с такой силой, что побелели суставы.
Смирнов чувствовал какую-то неизведанную радость оттого, что рядом находилась Зоя. Пусть посмотрит, как он умеет вести себя в опасности! Он до пояса высунулся из будки. И если бы не болела грудь от недавней контузии, он, наверное, загорланил бы песню. А может, и нет. В такой обстановке он как-то незаметно для себя становился сдержанней, серьезнее.
Мухин молча бросал уголь в топку, из-под бинта на лбу пробивались капли пота. Деминой казалось, что этому вот молодому парню, сильному в плечах, с широкими ладонями, нет дела до того, что волнует всех. Но вот в другой стороне грохнул взрыв,и лопата в руках кочегара дрогнула: комки угля посыпались на пол. И неожиданно Деминой стало легче. Она протиснулась к окну, встала рядом с Павлом, глазами нашла Акулова. Вот он, спокойный, неподвижный, бесстрашный — у места, где под ногами смерть. Встретятся ли они? Поедут ли в Гомель к родным, как мечтали, или вечная разлука разъединит их...
Акулов с напряжением ждал поезд. Наконец мимо прошел паровоз, земля чутко отзывалась на движение, подрагивала под каждым колесом. И так же тонко подрагивали у Акулова нервы, напряглась, чудилось, каждая клеточка тела. Скорей, колеса, скорей! Вот и Зоя. Прощай, дорогая! Что? А, котенок! Он машинально тронул карман: тут!
Будет ли взрыв? Побежали вагоны. Один... второй, еще один... четвертый.
А он стоял, ветер шевелил его мягкие волосы, обдувая воспаленное лицо.
В дверях теплушки появилась санитарка, приветливо помахала ему на прощанье маленькой рукой. И он ответил ей, со стыдом сознавая, что ждет каждую секунду взрыва и только огромным напряжением воли заставляет себя стоять тут, над бомбой.
Встревоженные лица врачей проскочили мимо... уплыла кухня... запахло чем-то вкусным. Он сглотнул крутую слюну. Вот битком набитые вагоны беженцев, на крышах мешки, люди...
У соседнего пути вдруг вспучился грунт, шумным фонтаном выплеснулся затхлый дымный воздух. «Пф-ф-фу-у!Н»
Акулов оглянулся. Оказывается, бомба ушла в землю так глубоко, что при взрыве не смогла выбросить толстый пласт, образовать воронку, и теперь испустила дух. Небольшие комки ударили по вагонам.
И вслед за мучительным стоном земли тяжело вздохнул Акулов, но не смог сразу сдвинуть ноги.
9
Поезд стремительно уходил от Шаромыша. Легко мотались вагоны, уносились назад телеграфные столбы, гудели мостики под колесами.
По отдаленным выстрелам орудий Демина старалась представить себе линию фронта. Но раскаты пушек бушевали за лесами справа и слева. В тяжелом громыханье и звоне металла, стуке колес ей это не удавалось, и она недовольно смотрела вперед. А мысли неотвратимо вертелись вокруг одного: «Что в Шаромыше? Отбили ли десант? Где Захар?»
Она взглянула на машиниста и удивилась его спокойствию.
А Трофим Федотович действительно уверовал, что все обойдется благополучно, и думал теперь
только о скорости. Малейшее замедление хода на подъемах воспринимал болезненно: ворчал на Смирнова, винил машину, ругал путейцев. Он прилагал все усилия к тому, чтобы поезд шел ровно, без замедлений. Но все чаще и чаще ловил он себя на том, что мысли его блуждают далеко, у дома, возле больной жены и малолетней внучки. Что же будет с семьей, если немцы захватят станцию?
Из-за маленького леска выплыли почерневшие деревянные строения, у поворота, позади домов с островерхими крышами, показался семафор. Дальше — головастая водокачка.
Мачта семафора покосилась, облупленное красное крыло его было опущено: въезд на станцию запрещен.
Машинист спросил Демину, не новая ли это сигнализация, но та отрицательно мотнула головой. Тогда он подал долгий гудок и притормозил состав, ожидая, пека откроется семафор. Терялись драгоценные минуты. Трофим Федотович насупленно поглядывал на станцию, покручивая обвисшие усы.
— Копуши негодные!
Демина тоже нетерпеливо смотрела вперед, досадуя за задержку.
— Один поезд с фронта не могут принять...
— Смазали пятки, — предположил Смирнов.
— Не болтайте лишнего, товарищ Смирнов! — строго предупредила Демина. Ей было не до шуток: на станции не заметно никакого движения, не видно ни одного человека. Наша ли она? Но дальше ждать нельзя.
Паровоз остановился у семафора. Демина и Смирнов спрыгнули и, пригибаясь к земле, побежали к станции. Из будки кочегар и машинист наблюдали за ними, готовые прийти на помощь.
К стрелочному посту разведчики подбежали с разных сторон. Павел заглянул в раскрытое окно и отшатнулся: над головой метнулись воробьи. В будке — пусто. Рычаги семафоров выворочены из станины.
Бросились к вокзалу.
— Смотались, паршивцы! — ругался на бегу Павел.— Гайки ослабели у грешных...
— Может, так надо...
— А нам не надо?
В вокзале они нашли ту же картину: пустые комнаты, безмолвие, следы поспешного бегства.
