Ольгу с ребенком и сказала:
– Это характер.
– Какой характер? Ей три дня, – зарыдала Ольга.
– Будешь ломать ее, только хуже будет, – сказала Зоя Петровна и ушла.
Ольга между кормлениями лежала на кровати лицом к стене. Соседки по палате пытались втянуть ее в разговоры, но что Ольга могла рассказать про мужа, которого не было, и про свекровь, которой тоже не было?
– Что – бросил? – спрашивала Светка, чья кровать стояла рядом с Ольгиной.
Ольга мотала головой:
– Нет.
– Гуляет? – допытывалась Светка.
Ольга опять мотала головой.
– Бьет, пьет? – не унималась Светка.
Ольга начинала тихонько плакать.
У Светки была бурная жизнь даже в роддоме. Ее знали все – та долго лежала в патологии. Девчонки, которые лежали вместе с ней, потом рассказывали «новеньким», как к Светке приезжала свадьба. Под окнами роддома стояли машины с ленточками, а Светкина глубоко беременная и сильно пьяная подруга- невеста пыталась попасть свадебным букетом в окно третьего этажа.
Светка вообще не могла без публики. Бенефис она устроила в патологии. Светка устала ходить беременной и требовала ее «поскорее родить». Соседки по палате тоже просили за Светку – та стала невыносимо храпеть по ночам.
– У меня и пробка уже отошла, – говорила Света врачу. – Вот, смотрите. – Светка совала под нос врачице кусок туалетной бумаги с «доказательством». – Ну что, трудно пузырь проткнуть?
– Светочка, кто здесь врач – ты или я? – пыталась спорить врач.
– Ну не могу я больше.
Светка с жадностью слушала народные рецепты про то, как родить побыстрее. И сразу же начинала пробовать. Ходила по лестницам, приседала, тянула вверх руки.
– Света, что ты опять делаешь? – спрашивала врач во время обхода.
– Вам не надо рожать, а мне надо, – отвечала Светка, усердно приседая, расставив ноги и держась за стул.
Особенно ее боялись практикантки. Другие девочки или стеснялись, или просто не хотели, чтобы их животы трогал кто-то, помимо врача. А Светка была только рада – новая публика. Едва практикантки показывались в дверях, Светка задирала ночную рубашку. Трусы она не носила как совершенно ненужную вещь. Девочки осторожно давили на живот и отдергивали руку.
– Вот так надо. – Светка хватала практикантку за руку и прикладывала к своему животу. – Чё рука такая холодная? Вот это ножка. Чувствуешь ножку? – требовательно спрашивала Светка. И попробовала бы практикантка не почувствовать, Светка бы ее не отпустила.
Не стеснялась Светка и в туалетах. По негласному правилу, поскольку в туалетах не было дверей и щеколд, девочки заходили в помещение на два унитаза по одной. Только не Светка. Она заходила тогда, когда ей было нужно. Если в этот момент на соседнем унитазе сидела беременная, Светка начинала вести светскую беседу по теме. Рассказывала страшилки – как одна беременная залезла на толчок ногами, упала и выкинула прямо в туалете. А другая, только-только родившая, выпрыгнула из окна туалета и сбежала, бросив ребенка. «Бумажку передай», – без перехода просила Светка. Приросшая от ужаса к унитазу беременная передавала бумагу, смотрела, как Светка демонстративно подтирается и, бросив: «Пока, сильно не тужься, нельзя. А то одна тут тужилась и родила, еле поймали», – уходит.
Несколько раз Светке казалось, что она «уже». Казалось, как правило, по ночам. Светка истошным криком, что у нее начались схватки, будила всю палату. Кто-нибудь из сонных девочек бежал на пост за медсестрой, еще кто-нибудь собирал Светкины вещи. Светка лежала на кровати и руководила процессом сбора вещей и оставляла ЦУ: ее мужу нужно позвонить прямо сейчас, подружке – утром, и далее по списку.
Приходила медсестра и констатировала, что схваток нет. Просто ребеночек повернулся или сильно пнулся. Все успокаивались и ложились спать. Но Светка не могла угомониться – говорила, что схватки точно были, что сейчас родит…
То ли Светка всем надоела, то ли действительно пришло время, но вечером медсестра принесла Светке кружку с маслом.
– Что это? – понюхала Светка содержимое.
– Касторка, – ответила медсестра.
– И что с ней делать?
– Пить. – Медсестра улыбалась.
– А почему не клизму?
– Врач сказала касторку.
Все девочки в палате должны были смотреть, как Светка пьет касторку. И переживать за нее. Хотя есть Светке не велели, она заедала каждый глоток конфетой, колбасой, яблоком.
– Ну что, выпила? – спросила заглянувшая медсестра.
– Ага, и закусила, – ответила Светка.
Как она потом в туалете крыла матом медсестру, слышали все. Ходили слухи, что после родов Светка попросила сигаретку, и ей принесли, лишь бы та уже угомонилась.
По телефону-автомату, висевшему в лестничном пролете, она, отстояв очередь, ругалась со свекровью так, что слышали все этажи. По вечерам, обмотавшись одеялом и подложив под себя еще одно – чужое, – залезала на подоконник и в форточку жаловалась на свекровь мужу, который понуро стоял под окнами. Светкины «свиданки» собирали публику – к окнам прилипали все, кроме рожениц. Но те, родив и оклемавшись, спрашивали, что сказала Светка мужу и что тот ответил, пока они рожали. Светкина личная жизнь была сериалом. «А она что?», «А он?».
Светка обрастала легендами – кто-то говорил, что она из Воронежа, кто-то точно знал, что из Волжска. Говорили, что Светка уже была замужем, но не могла забеременеть, а от этого, нового, мужа сразу же. И замуж выходила уже беременная, а так бы он на ней не женился. Говорили, что первого мужа сама бросила, а нового приворожила. На самом деле она уже старая – за тридцать. Только выглядит так. Потому что оба мужа моложе ее. И Светка из них молодость тянет.
Она и не скрывала свой статус – «старородящая», даже с гордостью это подчеркивала – требовала особого отношения.
– К Светке муж пришел, – сообщал кто-нибудь из женщин. Около подоконников собиралась толпа.
Светка швыряла в форточку письма, которые ей писала свекровь, с криком:
– Нет, ты почитай, что твоя мамаша тут понаписала! И пусть она подавится своими яблоками. – В форточку летели яблоки, переданные свекровью невестке.
Светкина свекровь была виновата в том, что попала под руку. Эту историю тоже знал весь роддом.
Бывшая Светкиного мужа – Машка, – страшная, как Светкина жизнь, заявилась к ним на свадьбу. Вообще-то имела право – она, расставшись со Светкиным мужем, тогда еще женихом, стала встречаться с его другом. Ребята тогда решили, что бабы бабами, а мужская дружба – это мужская дружба. Поначалу Светка с Машкой держались молодцами. Друг на друга не реагировали. А потом тамада объявил конкурс с яблоком, которое нужно было передавать друг другу без помощи рук. Так уж получилось, что Светкиному мужу выпало передавать яблоко, зажатое подбородком, Машке. Машка, чтобы было удобно захватить яблоко, как-то слишком близко прижалась – Светка не выдержала. Подскочила, схватила Машку за волосы и потянула от своего уже законного супруга. А оттащив, схватила Машку за подол вечернего платья и стала наступать ей на ноги, норовя попасть каблуком по пальцам. Один раз попала. Машка заорала и, подпрыгивая на одной ноге, схватила Светку за фату. Светкина прическа начала съезжать. Она тоже заорала – оттого, что Машка испортила прическу, на которую Светка с трудом записалась в «Чародейку».
Светкин муж и друг мужа вмешиваться не стали – пошли выпивать за мужскую дружбу. Девиц кинулась разнимать Светкина свекровь. И почему-то встала так, что загородила спиной Машку. Получалось, что
