больше Денис его не видел.
Время зациклилось, как змея засунувшая голову себе в задницу: общефизическая подготовка, избиение стеком, избиение в спарринге, борьба за жизнь в бассейне. Тоска, обида, боль, голод и страх – других чувств у Денис не осталось. Через какое-то время он почувствовал, что чувства эти материализуются, трансмутируясь в какую-то отвратительную субстанцию, которая концентрируется внизу живота в гадком, черном гнойнике. Ложась спать он физически чувствовал как тот пульсирует и растет. Однажды вечером, в тот неуловимый момент, когда явь еще не стала сном, но уже перестала быть явью, у него возникла четкая мысль: «Скоро нарыв лопнет!..» Что будет потом он не успел понять, потому что сразу очнулся в холодном поту и долго потом не мог уснуть.
Бешенный тренировочный ритм, если вообще происходящее можно было назвать «тренировкой» – а с другой стороны, как еще? – не дрессурой же, не позволял Денису в течении дня задуматься о своей незавидной судьбе. Время тягостных раздумий приходило ночью, когда он укладывал свою измученную тушку на жесткое каменное ложе, покрытое тонкой соломенной циновкой.
Думы были простые и конкретные – как избавиться от этого кошмара? В первые дни Денис пытался найти, если можно так выразится, стратегический выход из создавшейся ситуации, и такой выход, правда единственный, был – сбежать! Если бы дело происходило на цивилизованном Тетрархе, в Островной Цитадели, то не исключено, что ему бы хватило решимости на этот отчаянный шаг, ведь в конце концов у него была заветная Красная карточка и статус ходока… чем черт не шутит, пристроился бы куда… или дождался возвращения любимого руководителя где-нибудь в тихом месте – ведь не убил бы он его в конце концов!
На Маргеланде же ситуация была совершенно иная: покинь он Орден самовольно, никакого статуса белопоясника у него бы не было, не было у него также и денег, чтобы попытаться безболезненно врасти в местную инфраструктуру, и, зная свою удачу, Денис был уверен, что в статусе свободного человека пробыл бы максимум пару суток, минимум – пару часов, после чего обязательно попал бы в рабство. Существовал призрачный шанс, что его способности полиглота могли бы понадобиться кому-нибудь из купцов, но как найти такого, не попав в процессе поисков гребцом на галеру? – Денис трезво оценивал свои шансы. Кроме того, для должности писаря и толмача у него не было необходимой квалификации: говорит-то он умел, а вот писать и читать нет! Так что и здесь, с большой долей вероятности, ожидался облом.
Потом это стали даже не думы, а базовые инстинкты: естественная реакция любой белковой формы жизни на боль – это попытка устранить источник боли или убраться от источника боли на расстояние, при котором болевое воздействие достигнет своего минимума или вообще исчезнет.
Это если по научному, а по простому, источников боли было два: Мастер войны ш’Тартак и «мальчики» наставника Хадуда. Вариант с максимизацией расстояния до источника боли, или же говоря по-простому: побег с подводной лодки, на самом деле являлся синонимом рабства или смерти – это с одной стороны, а с другой, кого устранять? Устранять Мастера войны ш’Тартака? – зашибешься устранявши. Устранять «мальчиков» из команды наставника Хадуда? – теоретически они вообще не должны были быть источниками проблем – все-таки пятнадцатилетние мальчишки против взрослого, здорового мужика, но… опять проклятое «но»…
Как это ни покажется странным, но никакого преимущества в физическом плане, Денис перед «цветами жизни» не имел. Он имел преимущество в росте, весе и физической силе, но все это нивелировалось фантастической быстротой «детишек» в драке – то, что это никакой не спарринг, с какими-то фиксированными правилами, Денис понял сразу же, в первый злополучный день, как только получил по яйцам. Он согнулся, чтобы обратить внимание наставника Хадудда на «неспортивное поведение» своего выкормыша, чтобы «спарринг» был остановлен, а виновник получил предупреждение, а вместо этого получил по морде, причем он сам, и «спарринг» благополучно (для выкормыша) продолжился…
«Мальчики» двигались с ловкостью и проворством обезьян, его попытки схватить «партнера» и подгрести под себя, чтобы использовать преимущества большей массы, успеха не имели – «партнер» благополучно ускользал, чтобы тут же контратаковать резким ударом рукой или ногой. Но главное преимущество «мальчиков» было в другом – они Дениса не боялись, они вообще ничего не боялись, а он их боялся…
Однажды, в «первой» жизни – на Земле, Денис у мусорного контейнера наткнулся на кота, разделывающего только что пойманного голубя. Кот был небольшой, тощий, облезший, с мордой иссеченной шрамами, имевшими вид какого-то дьявольского иероглифа. Кот пристально, не мигая, посмотрел в глаза Денису, давая понять, что если тот попробует отнять голубя, то кто останется в живых: Денис или кот – неизвестно, но скорее всего кот.
Бывали у Дениса такие моменты – озарения или ясновиденья, черт его знает, как назвать, когда смотришь на человека и все про него понимаешь: вот идет девушка – красивая, стройная, а ты откуда-то знаешь, что у нее больная мама, сын маленький, мужа никогда не было – любимый свалил сразу, как узнал про беременность, что начальник к ней клинья подбивает, а ее воротит с него. Может это все и неправда, как проверишь? – но случалось с Денисом такое.
Встретившись с котом взглядами, Денис понял: кот этот, встретив заведомо более сильного врага: человека кошкодава, питбуля, ротвейлера или еще кого из этой оперы – отступит, удерет, спрячется, бросит добычу. Но! Это только в том случае, если будет куда, а если нет, он будет драться насмерть! Он не станет показывать кошкодаву спину, чтобы тому было удобно накинуть свою мерзкую петлю – он постарается вцепится ему в лицо; он не станет убегать от собаки – он попробует выцарапать ей глаза! Кота можно было заставить убежать, можно было убить, но его невозможно было запугать!
И эта его спокойная решимость, ясно читавшаяся в глазах, в девяти случаях из десяти заставляла врагов кота отступить без боя… но и оставшихся «десятых» хватило, чтобы расчертить шрамами его морду. Так вот – выражение глаз у «детишек» Хадуда было такое же.
Денис обратил внимание – пока «детишки» находились вне боевой площадки, это были люди, как люди, даже можно сказать – дети, как дети – толкались, смеялись, разговаривали о чем-то. О чем – был непонятно, потому что, как только Денис к ним приближался, они замолкали, настороженно посверкивая на него глазами, но как только они оказывались в пределах боевого периметра – всё, вместо пятнадцатилетнего мальчишки перед ним оказывалось непонятное существо, с волчьими, а точнее, с «кошачьими» глазами, равно готовое, как убивать, так и умирать.
Плюс к этому боевая техника – совершенно не похожая на виденное в гонконгских боевиках и спортивных передачах по ящику с репортажами о смешанных единоборствах и тому подобных зубодробительных видах спорта. Была эта техника какая-то… экономная, что ли – Денис почувствовал это, занимаясь с ш’Тартаком, но применить на практике полученные знания никак не удавалось.
Как только он оказывался в пределах периметра, вся премудрость по проведению и отражению атак куда-то исчезала, а взамен появлялся страх, по капле просачивающийся в гнойник внизу живота. Когда перед тобой партнер… хотя какой, к черту, партнер – враг, надо называть вещи своими именами – враг, готовый убивать и умирать, а ты боишься его убить, а еще больше боишься умереть сам – исход боя предрешен.
*****
Несмотря на усталость сон не приходил. Это было странно – в последнее время, едва голова касалась циновки, чаша с усталостью сразу перевешивала чашу с дерьмом, собранным за день, и успешно утаскивала Дениса в пучину сна. На сей раз быстро заснуть не удалось. Очень некстати, на пороге яви и сна, мешая заснуть, начал пульсировать черный гнойник внизу живота, без боли, но как бы предупреждая – недолго осталось… Внезапно, безо всякой на то причины, в голове вдруг возникла четкая, холодная мысль, пришедшая неизвестно откуда, как будто присланная кем-то: «Все назначенное судьбой будет получено, рано или поздно, так или иначе…», а потом неспешно, но неудержимо нахлынули воспоминания.
