войны с Оттоманской Портой…
Заручившись согласием румынского княжества, 24 апреля Дунайская армия перешла границу от Александрии до Рени и, вопреки ненастью, дождям и половодью, четырьмя колоннами двинулась к Дунаю.
В полках читали царский манифест об объявлении войны.
«Божиею милостью мы, Александр II, император и самодержец всероссийский, царь польский, великий князь, финляндский и прочая, и прочая… Всем нашим любезным верноподданным известно то живое участие, которое мы всегда принимали в судьбах угнетённого христианского населения Турции. Желание улучшить и обеспечить положение его разделяет с нами и весь русский народ, ныне выражающий готовность свою на новые жертвы для облегчения участи христиан Балканского полуострова…
Повсюду на своём пути вы встретите сёла, города, крепости, реки, горы и долы, напоминающие великие русские имена, доблестные подвиги, славные победы русских войск. Кагул, Ларга, Рымник, Измаил, Дунай с вражескими на нём твердынями, Балканы, Адрианополь, Константинополь… Перед вами будут вставать, как живые, то величавые лики древних князей, витязей русских — Олега, Игоря и Святослава; то величавые образы царей и цариц — Великого Петра, Великой Екатерины, Благословенного Александра, Доблестного Николая; то величавые лики великих вождей Румянцева, Суворова, Кутузова и других с их чудо-богатырями…»
Накануне, прежде чем отдать манифест на подпись царю, Милютин предложил исключить имя Николая:
— Господа, покойный государь Николай Павлович непривлекательно выглядел 14 декабря на Сенатской площади… Да и в Крымской войне, сами знаете…
Однако генерал Аполлон Сергеевич Кнорин, больше генерал свитский, чем боевой, внимательно посмотрев на военного министра, сказал:
— Дмитрий Алексеевич, государь нас не поймёт. Покойный император — отец Александра Николаевича…
Второго мая русская армия в ожидании переправы остановилась на Нижнем Дунае. Главнокомандующий перевёл свою квартиру в Плоешти, куда в начале июня переехал и Александр.
В Лондоне в этом усмотрели угрозу Британской империи. Лорд Биконсфилд 19 мая повёл переговоры с Веной. В личном письме к Андраши английский премьер предлагал совместные действия против России, причём Англия обязалась послать флот в проливы, а Австро-Венгрия — ударить в тыл русской Дунайской армии.
Получив информацию от российского посла в Лондоне, князь Горчаков хмыкнул:
— А ведь, милейший Александр Генрихович, риск союзников неравнозначен. Английские крейсера наведут жерла своих орудий на пока ещё не существующие здесь российские военные корабли, а армия австрийцев столкнётся с мощью российской армии… Нет, нет, при всей своей авантюрности Андраши не решится подписать такой договор с Биконсфилдом.
— Вполне разделяю вашу точку зрения, — согласился Жомини.
— Позвенят оружием и успокоятся, не решатся на мобилизацию, — мудро заключил канцлер Горчаков. — Но в будущем устройстве Востока они постараются принять самое деятельное участие, отхватить кусок полакомей.
Глава 2
У подъезда особняка графини Узуновой, что поблизости от Исаакиевского собора, под мелким, моросящим дождём мокли извозчики, в свете фонарей воронёной сталью сверкали мокрые фаэтоны и коляски.
Всю ночь не гасли в окнах особняка огни. Офицеры-измайловцы провожали на театр военных действий братьев Узуновых. Стояна — на Дунай, Василька — в Кавказскую армию. Не в поисках героических поступков покидали братья Петербург, а из-за желания способствовать освобождению Болгарии от турецкого ига и облегчить участь многострадального армянского народа.
Братья — близнецы, друг от друга не отличишь: оба коренастые, крепкие, как грибы боровики, черноволосые, черноглазые, с аккуратно подстриженными усиками. Носили Узуновы в свои двадцать пять лет погоны поручиков, оба были добрыми и службу знали.
Когда война стала реальностью, братья написали императору прошение о переводе их в боевые полки. Прочитав его, царь спросил у флигель-адъютанта:
— Уж не старой ли графини Росицы внуки?
И, услышав «да», добавил:
— Похвально! У поручиков в жилах болгарская кровь, кому как не им освобождать бабкину родину…
Пирушка была шумной, хлопали пробки, и шампанское плескалось через край бокалов. Громкие речи и клятвенные заверения, напутствия и пожелания.
— А помнишь, Стоян, как тебя в корпусе в карцер вместо Василька посадили?
— Друзья, друзья! За наш родной Дворянский полк!
Впоследствии этот полк был переименован в Константинопольский кадетский корпус.
— Генерал Черняев, гордость нашего полка. Слава Черняеву!..
К утру гости разъехались. Опустел, затих особняк. В большой зале братья остались вдвоём.
— Вишь, какая баталия случилась, — Василько указал на разгромленный стол. — Ровно неприятель прошёлся.
Стоян застегнул ворот мундира.
— Я свеж, брат, и голова у меня ясная. Если не возражаешь, пойдём к бабушке, она, поди, заждалась своих беспутных внуков.
Обнявшись, братья направились на половину старой графини.
— Не пойму, Стоян, почему государь нас разлучил: тебя на Дунай, к генералу Столетову, а меня на Кавказ, в Эриванский отряд генерала Тергукасова?
— Сие загадка, и ключ от неё у государя.
— А может, это к лучшему. Ты будешь описывать мне, как идёт война на Балканах, а я о своих походах.
— Ты, Василько, славно придумал. Слушай, брат, — Стоян приостановился. — На прошлом балу у князя Васильчикова обратил я внимание, как ты за Верочкой Кривицкой ухаживал. Уж не влюбился ли?
— Пока нет, но она мне нравится. И кто знает, не уезжай я из Петербурга, может, и сразила бы меня стрела Купидона.
— Верочка славная, только бы с годами не превратилась в свою сварливую маменьку.
Оба рассмеялись.
— А уж мужем помыкает, не доведи Бог, — снова сказал Стоян. — Мыслю, он у неё артикулы выделывает.
— Что и говорить, у такой не токмо артикулы, во фрунт будешь тянуться, — поддержал брата Василько.
В гостиной ровно горели свечи. Со стен строго смотрели на братьев их дальние и близкие предки. От времён Ивана Грозного тянулась родовая ветвь Узуновых, а графский титул жалован им самим Петром Великим за подвиги одного из Узуновых в Полтавской битве, чем в семье несказанно гордились.
С той поры всё мужское поколение в их роду носило офицерскую форму. Известно, что были Узуновы и у генералиссимуса Суворова в Альпах, и у фельдмаршала Кутузова на Бородинском поле. Многие предки братьев сложили голову на поле брани, защищая Россию.
