Жиль и Жанна

день послали одного из наших сыновей, десяти лет, просить милостыню в замок. Мы больше его не видели и не имели никаких известий о нем, кроме одного: дочка соседа, которая в тот же день просила милостыню в замке, рассказала, что сначала хлеб раздали только девочкам, а потом какой-то слуга сказал мальчикам, что если они пойдут с ним, то получат еще и мясо. Она видела, как те пошли.

Перон Лоссар, проживающая в Ла-Рош-Бернар: Два года назад в сентябре месяце сеньор де Ре, проездом из Ванна, остановился в гостинице Жана Колена, что напротив моего дома. Так получилось, что одному из слуг сеньора де Ре, по имени Пуату, понравился мой сын, которому было десять лет, и он ходил в школу. Пуату попросил меня разрешить мальчику поехать с ним. Он пообещал одевать его, прекрасно кормить и позаботиться о его будущем. Я ответила, что мальчик еще мал, и я не стану забирать его из школы. На что он сказал, что сам станет посылать его в школу; а мне заплатит четыре ливра. Я разрешила сыну поехать с ним. Он отвел его в гостиницу Колена. Назавтра, когда сир де Ре выходил из гостиницы, я подошла к нему, чтобы замолвить словечко за своего ребенка, бежавшего рядом с ним. Он ничего не ответил мне, но обратился к Пуату, сказав, что тот сделал отличный выбор, и этот мальчик прекрасен как ангел. Они купили у Колена маленькую лошадку для моего сына, и скоро все уехали. С тех пор, несмотря на все мои старания, я не могла получить известий о сыне.

Скоро все узнают, что же случилось с детьми. Допрос Этьена Корийо, по прозванию Пуату, и Анрие Гриара, эконома сеньора де Ре, прольет свет на то, что творилось за стенами Тиффожа, Шантосе и Машкуля.

— После того как сеньор де Ре передал замок Шантосе во владение господину герцогу Бретани, — рассказывает Пуату, — он захотел съездить туда в последний раз вместе со мной. Прежде чем отправиться в Шантосе, он привел меня к себе и приказал поклясться никогда не рассказывать о том, что я там увижу.

— И все-таки сейчас ты нам расскажешь, что ты видел в Шантосе.

— В замковой башне были ссыпаны детские кости.

— Скольких детей?

— Надо было очень быстро сложить все в сундуки и увязать веревками. Я не мог их сосчитать. Но, судя по черепам, от тридцати шести до сорока шести.

— И что вы сделали с этими костями?

— Мы перевезли их в Машкуль, в спальню сеньора де Ре, и там сожгли в камине. Прах был разбросан во рвах, окружающих замок.

— Что происходило в спальне сеньора де Ре в Машкуле?

— Туда мы — Силле, Анрие и я сам — приводили сеньору де Ре детей.

— Видел ли ты, что сеньор де Ре делал с ними?

— Да. При помощи этих детей сеньор де Ре утолял свои плотские вожделения, для чего он брал свой кол…

— Замолчи! Ни слова больше!

Фискал Жан де Блуэн встает. Он снимает свой плащ и накрывает им распятие, висящее на стене позади него.

— А теперь, Пуату, продолжай!

…он брал свой кол, то есть свой мужской член, и возбуждал его, чтобы тот встал, а затем втыкал его ребенку между ляжек, но вовсе не туда, куда природа назначила девочкам.

— Разве крики детей, подвергавшихся подобным надругательствам, никого не встревожили?

— Чтобы избежать этих криков, сеньор де Ре завязывал на шее ребенка веревку и подвешивал его на крюк. Тот задыхался, но сеньор де Ре не давал ему умереть, развязывал его, возвращал к жизни, осыпал ласками, клялся, что все было сделано без злого умысла, а всего лишь из желания развлечься. Когда же ребенок окончательно успокаивался, он перерезал ему горло и во время агонии утолял свою похоть.

— Как убивали детей?

— Иногда сеньор де Ре убивал ребенка своими собственными руками. Иногда он приказывал Анрие или мне убить его. Мальчишке отрезали голову или перерезали горло, а иногда, словно кролику, разбивали голову палкой. Сам сеньор де Ре пользовался мечом, который он любовно называл избавителем.

По знаку фискала судебный исполнитель приносит меч, о коем идет речь, и показывает его судьям.

Допрос Анрие Гриара позволил выяснить различные подробности. Сначала фискал пожелал узнать, не удалось ли спастись некоторым детям после того, как они побывали в лапах сеньора де Ре.

— Из осторожности, а также чтобы заставить детей молчать, он убивал их, — уточнил Анрие. — Я не раз слышал, как он хвастал, что самое большое наслаждение — это убить или зарезать ребенка, а потом смотреть, как он кончается в муках, и все это для того, чтобы утолить свое вожделение.

— Кто-нибудь из детей пережил преступные ласки сеньора де Ре?

— Нет, за единственным исключением. Когда сеньору де Ре не хватало для разврата свежих жертв, он брал юных певцов из хора своей церкви. Но с ними он не был столь жесток, ибо страстно любил музыку.

— А что вы делали с телами и одеждой?

— Тела складывали в камин, наваливали вязанки хвороста и поддерживали огонь до тех пор, пока они не превращались в золу, которую потом разбрасывали по земле и по воде вокруг замка. Одежду также сжигали, но не сразу, а постепенно, избегая излишнего дыма, который мог бы вызвать любопытство посторонних.

— Не использовались ли трупы детей для каких-либо определенных целей?

— Иногда глаза, сердце и кисти рук складывали на поднос. Наполняли кровью таз. Эту жертву подносили Дьяволу, желая таким образом заслужить его милость. Но случалось также, что сеньор де Ре отрезал головы у нескольких трупов и расставлял их на камине. Потом он звал нас и вынуждал вместе с ним взирать на этот разделочный стол, заставляя сказать, какую из голов мы находим самой красивой. Когда самая красивая голова бывала сообща избрана, он брал ее в руки и целовал в губы.

Кульминацией процесса должен был стать допрос Франческо Прелати. Его вид, манеры, одежда, речи — все отличалось присущими ему дерзостью и изысканным вкусом. В этом не было притворства. Разумеется, он знал, что никакой расчет, никакой обман, никакая подлость не могли вызволить его из столь безнадежного положения.[8] А может, он просто не был способен быть кем — либо иным, кроме как самим собой. Его надменность проявилась с самого первого ответа. Фискал Шапейон спросил, действительно ли его зовут Франческо Прелати.

— Называйте меня Прела, — потребовал обвиняемый.

— Франсуа Прела, — послушно повторил Шапейон, — вы родились двадцать три года назад в Монте-Катини, в епископстве Луккском, в Италии. Епископ Ареццо посвятил вас в духовный сан, однако вы стали изучать поэзию, геомансию, хиромантию, некромантию и алхимию.

Это однако заставило Прелати иронически улыбнуться, но все же он согласился с судьей.

— Около двух лет назад, когда вы проживали в доме епископа Мондови в квартале, где обитает флорентийская чернь, вы встретили некоего аббата Эсташа Бланше, представившегося исповедником и посланцем сеньора де Ре. Он спросил вас, согласны ли вы помочь ему в деле спасения указанного сеньора де Ре. Вы согласились.

— Душа пребывала в погибели, я почел своим долгом устремиться к ней на помощь, — звучно произнес Прелати.

— Подобная забота с вашей стороны удивляет нас, но с еще большим удивлением узнаешь, что вы, по утверждению вашему, дабы помочь этой душе в погибели, взываете не к Господу и святым, но к Сатане, Баррону, Велиалу, Вельзевулу, словом, призываете всю адскую нечисть!

— Они одни еще могли что-то сделать для сеньора де Ре.

— Объясните.

— Отец Бланше предупреждал меня. Однако, обнаружив, до какого мерзостного состояния дошел сеньор де Ре, я ужаснулся.

— И призвали на выручку Дьявола.

— Для обращения к Господу и его святым там был отец Бланше, а он, похоже, уже исчерпал все свои