сажей с последней ночи.
Когда Цадо подполз к нему, он молниеносно поднял свой пистолет-пулемет, но тут же снова опустил его, с удивленным, тревожным выражением на его грязном лице. Он широко раскрывал рот, но с его губ срывалось только хриплое карканье. Его глазные яблоки были с красными жилками, веки опухли. Губы вздрагивали как у ребенка в секунды, предшествующие пищащему плачу. Он смотрел на Цадо безумными глазами. Он дрожал во всем теле. Цадо положил руку ему на локоть и спокойно сказал: - Малыш... это я! Давай! Еще кусочек...
Только тогда он видел кровь. Он быстро занялся этим и осмотрел рану. Старший официант стонал и хрустел зубами. - Спокойно..., говорил Цадо тихо, но энергично, - только спокойно, Малыш, иначе папа рассердится!
Ему разорвало левое плечо. Камуфляжный комбинезон был в крови до запястья и обнаруживал на всей левой стороне тела темные, влажные пятна. Наверху, недалеко от плеча, он был порван. Нижнее белье заскорузло от крови. Рана была большой. У нее были грязные, рваные края. Цадо увидел на первый взгляд, что кость не была задета. Это было большое ранение мышцы, осколочная рана, не от пули. - Граната? - поинтересовался он.
Раненый застонал. Когда Цадо вынимал куски материи из раны, тот открыл рот и хотел извергнуть крик. Но Цадо перевязывал не первого раненого. Он прижал ему ладонь ко рту, и человек не смог издать ничего, кроме глухого гортанного звука.
- Спокойно..., - снова сказал он, - скоро все кончится. Тогда прилетит тетушка «Ю», и мы улетим к девушкам...
Он увидел, что на рукаве висел перевязочный пакет. Раненый, должно быть, забинтовал себя самому, но бинт сидел недостаточно крепко и сполз. Цадо раскрыл собственный перевязочный пакет и наложил его на рану. Его не хватало, так как осколок вырвал большой кусок мяса. Цадо временно закрепил марлю, и потом сказал раненому: - Теперь очень тихо. Там впереди убежище. Я отнесу тебя. Тебе больно?
Старший официант стонал. Но ранение было не настолько тяжелым, что он не смог бы идти. Когда Цадо хотел поднять его, он поднялся самостоятельно и стал на ноги.
- Давай, - твердо просил его Цадо, - держись за меня. Он закинул руку солдата себе через плечо. Мужчина шатался. Он наверняка потерял слишком много крови, думал Цадо. Как ему это только удалось, что они его не поймали?
Они разместили его между кустами и перевязали его. Они засунули ему в рот шоколад, который у него был в карманах, и накормили его крепкими галетами с немного заплесневелым вкусом. Потом они дали ему болеутоляющие таблетки. Это были крохотные, белые жемчужины с горьким вкусом. Но они были настолько сильны, что смягчали и делали сносной на некоторое время самую невыносимую боль. Они засунули ему таблетки в рот, и Тимм держал ему у губ бутылку водки, которая все еще была у него в кармане брюк. Старший официант пил, как будто это была вода. Он запил горькие таблетки крепкой водкой и тогда откинул голову назад. Трое других солдат сидели молча. Но он заговорил только после того, как таблетки подействовали. Он откашлялся и произнес с искривленными от боли углами рта: - Дайте мне еще водки...
Тимм подал ему бутылку. Раненый поднялся и взял бутылку правой рукой. Он пил, не останавливаясь, и когда он вернул бутылку Тимму, то смог выпить больше четверти литра.
- Дружище, ты будешь синим, как береговая гаубица, - сказал унтер-офицер. Но раненый покачал головой. - Боли. Эта штука хорошо помогает против болей, - произнес он хрипло. Тогда он потребовал сигарету. Он закрывал огонек ладонью и смотрел в одну точку. Тимм все еще наблюдал за окрестностями с краю низины. По прошествии некоторого времени раненый тихо сказал: - Не стоит напрягать глаза, Клауса. Никто больше не придет. Остальные четверо мертвы. Он опустил голову и затянулся сигаретой.
- Все? - спросил Тимм. - Или кто-то еще ранен? Может, кто-то один еще придет. Ты ведь пришел!
- Нет! - ответил раненый. - Никто больше не придет. Они мертвы. Они уже погребены. Я видел, как они их закопали.
Он говорил с тяжелым языком, как будто разговор причинял ему боль. Он был слаб и обескровлен. Только водка удерживала его.
- Вы попали прямо на позицию? - спросил Тимм. - Она была чертовски хорошо спрятана. Я тоже заметил ее только в самый последний момент.
Раненый кивнул. Тогда он снова упал назад и продолжал говорить лежа, не глядя на других.
- Я был один. Я был за другими. Не на той же самой дороге, но недалеко от нее, в стороне. Я это точно видел. Оба передо мной сразу оказались перед часовым. Тот тут же открыл огонь. Они застрелили его, но там был еще второй, и он был спрятан. Он застрелил их обоих. Тогда весь лагерь встрепенулся. Но они не заботились о погибших. Они сначала обыскали лес. Двое других наших подбежали к нам на выстрелы. Они хотели помочь нам. Но это было их ошибкой. Это продолжалось полчаса, потом исход боя был ясен. Мертвы. Все.
Он лег на бок и закрыл глаза. Другие ничего не говорили. Темнело. Небо было ясным, как и в предшествовавший день. Звезды были еще блеклыми, но их свет увеличивался с каждой минутой. Здесь между озерами было тихо. Во второй половине дня время от времени вдали был слышен шум моторов, но он были только очень тихим и неясным. Где-то там, на дороге, происходило движение.
- Если бы я только знал, ищут ли они нас еще, - тихо произнес Тимм. Он уже думал о самолете, который здесь должен был бы сесть. Конечно, тогда все произошло бы быстро, и они уже через пару минут были бы снова в воздухе. Но было неизвестно, не шатались ли где-то между озерами русские патрули.
- Нет, - сказал раненый, - они больше не ищут. Они прекратили. До полудня они искали. Потом прекратили. Они только удвоили число часовых.
- А ты? - поинтересовался Тимм. - Как тебе удалось, что они не поймали тебя? Как ты смог видеть все это, чтобы они при этом тебя не нашли?
Раненый слегка двинул левой рукой. При этом он снова скривил лицо, и Тимм спросил: - Еще болит? Ты хочешь еще таблеток?
- Ничего, - сказал раненый, - днем было хуже. Они меня не видели. Я шел за другими. Когда начали стрелять, я залез на дерево. Я был далеко сзади, но тогда, когда я был наверху, другие отошли назад, пока не оказались почти под моим деревом. Я сидел там наверху, и внизу они застрелили друг друга. Они шли то туда, то сюда. Из наших это были Беккер и Фликс. Они полностью расстреляли свои магазины, но очень медленно, так что им надолго хватило тех патронов, что были у них в карманах. В конце концов, у них были только лишь пистолеты. И тогда ножи. Но до этого не дошло. Русские окружили их, и у них не было больше никакого шанса. Те закидали их гранатами, и это был конец. В полдень они похоронили всех четверых. Мертвых. Всё.
- А ты? - спросил Тимм.
Раненый поднял голову. Его глаза блестели. У него жар, подумал Биндиг, у него начнется озноб через несколько часов, и он никого больше не будет узнавать.
- Я? - сказал раненый. - Я висел на моем дереве и ничего не делал. Я радовался, что они меня не видели. На них были эти проклятые черные чертовы шапки. Танкисты. Парни как деревья. Они похоронили Беккера и Фликса и двух других тоже. Они поймали их немного дальше слева. Лес был полон этими чертовыми шапками. Они не упустили ни одного уголка, но они ничего больше не нашли. Мое счастье, что у них не было собаки. Одна единственная ничтожная дворняжка, и меня бы здесь не было... Он умолк и снова опустил голову. Жар начал трясти его. Тимм снова протянул ему бутылку водки. Он чувствовал, как зубы раненого стучали о горлышко бутылки.
- Дружище, - сказал Тимм, - если мы попадем домой, они будут орать на нас, потому что мы потеряли четырех человек!
- Но моста больше нет, - сказал Биндиг, - пусть они сначала сами сделают что-то подобное. Взорвать мост – это не детская игра.
- Они закопали их, - прошептал раненый в лихорадочном бреду.
- Дай ему водки, - потребовал Цадо.
Тимм снова протянул ему бутылку. Он сказал: У тебя была дорога в голове? Ты ее сразу нашел?
Он не получил ответа. Раненый сглотнул. Спустя долгое время он зашептал: - Это пистолет-пулемет Фликса. Он потерял его, когда бежал назад. Он был уже подстрелен и бежал совсем согнувшись. Рана в
