Гордон взял кружку с элем и сделал большой глоток. Ула явно была с ним не согласна. Он понял это по ее глазам, и это ему весьма не понравилось, потому что это был один из тех взглядов, которыми женщины часто одаряют мужчин. Они как бы говорят, что мужчины просто неспособны понять то, что их заботит.
— Эта девица ездила по приграничной земле, не задумываясь о том, что с ней может приключиться. Ясно, что она не замужем потому, что слишком избалована.
Ула возмущенно застыла, заставив Гордона хмыкнуть.
— Ты не согласна, Ула? Я никогда не приказывал тебе помалкивать. Это только англичане делают.
— Тебе никогда и не надо было ничего мне говорить, потому что я и сама знаю, когда не стоит трепать языком, лэрд.
Гордон пожал плечами и снова поднес к губам кружку.
— Да, ты разумнее большинства. Но я же вижу, что ты не согласна со мной насчет этой девицы. Почему? Твой собственный сын был сегодня с нами. Не думаю, что ты обрадовалась бы, услышав, что его проткнули мечом из-за какой-то знатной англичанки, которой не хватило ума остаться дома, когда солнце клонится к закату.
— Такое известие меня не обрадовало бы, это правда.
— Но?..
Гордон настаивал на том, чтобы Уда ему ответила, почему-то испытывая страстное желание выяснить, почему именно его домоправительница с ним не согласна в отношении Джеммы Рэмсден.
— Но Лилли, дочка кузнеца, сестра которой вышла замуж за сапожника с земли Рэмсдена, говорила мне, что эта девушка четыре последних года выхаживала своего отца. — Ула чуть наклонила голову набок, обдумывая, как лучше высказать свою мысль, а потом решительно подняла указательный палец. — Она могла бы поручить все служанкам, но, по словам Лилли, дочка своими руками отца обихаживала. Она даже спала в комнате для прислуги рядом со спальней господина. Это делала не избалованная девчонка, а женщина, которая любит родителя.
— Но все равно она ехала одна вдоль границы на закате. Может, ты еще не слышала, что мы спасли ее от шайки английских бандитов, которые собрались ее насиловать?
Сказав об этом, Гордон неожиданно ощутил, как его охватывает чувство глубокого облегчения. Он сам себе удивился, поскольку далеко не впервые помешал осуществлению дурного дела. Однако никогда прежде у него не подгибались колени — и он забывал о случившемся сразу же после того, как выпивал кружку доброго эля. И сейчас он поспешил осушить ее до дна, надеясь, что это поможет ему оставить все позади.
Однако странное чувство его не покинуло, и Ула снова наполнила ему кружку, словно угадав, что он не в состоянии так легко отмахнуться от происшедшего.
— Ладно, я соглашусь, что она не капризная. По крайней мере, в том, что касается преданности своим родным. Но это не меняет дела: она все равно бестолковая. Ее очень трудно было бы оберегать.
— Не она первая совершает ошибки, когда сердце переполнено болью. Говорят, что она начала уезжать верхом только после того, как умер ее отец. Это тяжелый удар, который сломил бы многих.
Замолчав, Ула отвернулась и направилась в коридор. Пройдя по нему, домоправительница вошла в ту комнату, где осталась Джемма. Спустя несколько мгновений она вышла оттуда уже без кувшина.
Боль… да. В глубоком горе многие люди делают такое, чего обычно ни за что не стали бы делать в обычной обстановке. Такое, о чем они очень жалеют потом, когда боль стихает и к ним снова возвращается способность разумно мыслить.
И конечно, чем сильнее личность, тем на большее безумство она способна. Один из его знакомых лэрдов, Деверелл Лахлан, горько оплакивал умершую невесту и ночами скакал повсюду, словно разбойник- горец. Он не брил бороду, которая с каждым разом, как Гордон с ним встречался, становилась все длиннее, взгляд оставался мрачным, и незаметно было, чтобы в глазах его друга появилось, наконец, хоть малейшее просветление.
Да, горе — это очень сильное чувство.
Он снова посмотрел в ту сторону, где оставил Джемму. Внезапно он перестал так сильно ее осуждать, и ему даже захотелось снова вернуться туда, куда ее поместила Ула.
Это была спальня, пусть даже кровать и стояла далеко от того места, где они разговаривали. Тем не менее, многие осудили бы его за то, что он остался вдвоем с невинной девицей в спальне.
А Джемма невинна. Он готов был бы поставить на это своего лучшего жеребца.
Она дрожала, прижавшись к его спине, и сердце у нее отчаянно колотилось, хоть она и старалась справиться с собой, чтобы он этого не заметил. Опытная женщина так не смущалась бы. Его глаза радостно блеснули. Пусть она и опускала ресницы, стараясь казаться спокойной, но только невинные девицы бывают так изумлены, встретив мужчину, вызвавшего у них интерес.
Именно так смотрела на него Джемма, когда он появлялся у нее дома, чтобы поговорить с ее братом. Ее влекло к нему не менее сильно, чем его к ней, несмотря на то, что она сохранила девственность. Ему следовало бы вернуть Улу, чтобы та оставалась свидетельницей того, что будет между ними происходить, но ему надоело наблюдать за Джеммой в окружении посторонних людей. Он вел себя по-рыцарски и наносил визиты ее брату, но это только позволяло Джемме от него прятаться.
И не в силах ничего с собой поделать, он зашагал обратно по коридору. Больше не считая ее избалованной обузой, он был настроен действовать решительно.
Джемма понюхала эль и наморщила нос. Этот напиток никогда не нравился, что считалось чуть ли не грехом, поскольку англичане пили эль за каждой трапезой. Ей нравилось любое зерно, но получившийся при брожении эль казался ей кислым. Ячмень и пшеницу она предпочитала употреблять в виде горячей каши.
— Если тебе не нравится эль, у нас есть сидр.
Джемма вздрогнула и пробормотала пару слов, которые ее брат совершенно не ожидал бы от нее услышать. Больше того, он пребывал в уверенности, будто она подобных слов не знает. Конечно, она научилась ругаться у его вассалов, но Керан, как и все мужчины, почему-то считал, что, когда мужчины сыплют непристойностями, женщины в доме должны быть глухи.
— Я жду только одного — чтобы солнце поскорее встало.
— Боюсь, долго придется ждать.
Гордон Дуайр прошел в ее комнату, держа в руке большую кружку. Джемма внезапно поняла, что кровать находится в той же самой комнате, всего в двадцати шагах. Башня Бэрраса была старомодной, без лишних перегородок. В более новых строениях приемную от собственно спальни отделяла бы стена. Почему-то ее очень взволновало присутствие постели и воспоминание о том, как ее тело реагировало на близость Гордона, когда она сидела в седле вплотную к нему.
— А мне казалось, что вы со мной распрощались. Что вам не по душе пришлась моя неосмотрительность.
Она поспешила отойти подальше от эля и кровати, перейдя в полумрак, куда почти не доставал свет свечей.
— Почему же ты оказалась вдали от дома?
Джемма почувствовала, что глаза ее изумленно округляются, и сделала еще шаг в темноту, чтобы спрятать от него свое лицо. Гордон поставил свою кружку на стол и наблюдал за ней исподлобья. У него были темные волосы, черные, как ночь, а вот глаза оказались ярко-синими.
— Не важно, что выгнало меня из дома. Важно, что я осознала, насколько это было глупо.
Одна темная бровь чуть выгнулась.
— Я слышал, что ты начала ездить верхом, когда умер твой отец. Думаешь, я не могу понять, что горе творит с человеком?
— Мне непонятно, почему вы решили, будто я могу поделиться с вами чем-то столь личным. Мы друг с другом практически незнакомы, сэр.
Он негромко рассмеялся и скрестил руки на груди, отчего его мышцы стали еще рельефнее бугриться под узкими рукавами камзола.
