сих пор не верилось, что она оказалась здесь. Отсюда прекрасно было видно всю округу.
Однако это зрелище нисколько не успокоило ее, потому что она не увидела никаких признаков присутствия отряда клана Бэрраса или их лэрда.
Она всем сердцем мечтала его увидеть, и это заставляло ее чувствовать себя еще более несчастной. Тревога стискивала ее сердце железным обручем. Полностью избавиться от леденящего страха было так же невозможно, как скрыться от сильной грозы: даже стоя перед жарким огнем, ты почувствуешь холодное прикосновение к своему затылку.
Джемма пошла с остальными женщинами в церковь, где священник вознес небесам молитву о воинах и лэрде. Однако ее собственные мысли были сосредоточены только на том мужчине, за которого она так тревожилась.
— Идемте, госпожа, лучше занять себя работой. Так время пройдет быстрее.
Ула была права, но по голосу домоправительницы было ясно, что ей ожидание дается так же тяжело, как и самой Джемме. Они принялись за дело, спеша закончить осенние работы и позаботиться о том, чтобы замок был готов встретить приближающиеся холода. Все чуланы были забиты сушеными фруктами, овсом, зерном. Мужчины чинили курятники, где зимой птицы будут жить и нести яйца. Пока птицам еще можно было кормиться на подсыхающих склонах, и младших девочек отправляли собирать их яйца в большие корзины, которые затем надо было относить на кухню.
Небо потемнело задолго до заката, черные тучи заволокли его плотной пеленой. Женщины цеплялись друг за друга, ветер рвал их юбки. Джемма вышла на склон, чтобы созвать оставшихся девочек. Им было трудно нести тяжелые корзинки, и Джемма подхватила сразу две, доверху наполненные свежими яйцами. Благодаря обильной пище куры неслись дважды в день.
— Идите вперед, сейчас начнется гроза.
Девочкам не нужно было повторять дважды. Подхватив юбки, они побежали к калитке в стене, которая вела на замковый двор. Джемма последовала за ними, но медленнее, чтобы яйца не побились. Остановившись у калитки, она услышала громкий голос Улы, донесшийся с другой стороны стены:
— Вы с ума сошли? Выпустили госпожу без сопровождения! Лэрд будет недоволен, попомните мои слова!
— Насколько я знаю, лэрд был бы очень рад от нее избавиться. Простыни-то утром были белые! Она — шлюха! Английская шлюха, которая нам ни к чему!
Джемма ахнула. Одно дело было думать о том, что про нее могут сказать такое, и совершенно другое — это слышать. Ее щеки загорелись, глаза защипало от слез. Она сделала глубокий вдох и решительно вскинула голову, не давая слезам пролиться. Сморгнув предательские капли с ресниц, она смело шагнула в калитку. Мужчина, возражавший Уле, резко обернулся, и его глаза презрительно сощурились. Гром раскатился по холмам — такой оглушительный, что разговаривать было невозможно.
И это оказалось к лучшему. Джемма чувствовала, что весь ее добрый настрой по отношению к клану исчез. Ула взяла у нее одну из корзин, и они отнесли их на кухню. В длинных помещениях, использовавшихся для приготовления пищи, сновали женщины, пришедшие туда, чтобы укрыться от дождя. Кухарка прикрикнула на них: их болтовня мешала ей и ее помощницам сосредоточиться.
Эньон стояла у одного их очагов в компании прачек: все они пытались подсушить юбки. Девицы презрительно ухмылялись, глядя, как Джемма несет корзину к длинному столу, на котором кухарка раскладывала припасы.
— Поосторожнее, а то разобьешь! Кухарка любит раздавать оплеухи.
Прачки захихикали.
Джемма гордо подняла голову и в упор посмотрела на Эньон:
— Думаю, что это лучше, чем если на тебя набрасываются только из злости.
Эньон уперла руки в бока, гордо выставив вперед пышные груди.
— Вот в чем беда всех англичан: они никогда не умели драться.
— Довольно, Эньон. Мне не до мелких счетов.
Джемма повернулась к ней спиной, но неугомонная девица только повысила голос:
— Ах да, я забыла! Тебе ведь надо придумать, как заставить лэрда вернуться к тебе в постель: ведь прошлой ночью ему было так противно с тобой, что он даже не задержался, чтобы вспахать твое поле!
Джемма снова повернулась к нахальной девице. Если она собирается стать госпожой замка Бэррас, ей нельзя прятаться.
— Но когда колокола зазвонили, он был в моей постели, а почему-то не искал тебя!
Эньон напряженно застыла, но закрыла рот, убедившись в том, что большинство женщин, работающих за длинными столами, не собираются ссориться с молодой женой лэрда, пусть даже утром простыни и оказались чистыми. Они сделали вид, будто полностью заняты своим делом, предоставив Эньон изливать свою злобу в одиночестве.
Джемма с гордо поднятой головой обвела взглядом все помещение, ясно показывая, что ожидает от всех повиновения.
— Я росла в Англии и потому принадлежу к протестантской церкви. Поскольку здесь все католики, я рассчитываю на то, что в замке будут следовать христианским правилам. Моя брачная ночь была прервана. И все, кто приписывает отсутствие пятна на простыне этим утром какой-то другой причине, пусть выскажут лэрду обвинения в мой адрес, когда он вернется.
Женщины округлили глаза, а некоторые прижали к губам ладони, сдерживая готовые сорваться возгласы. Спина у Джеммы ныла от напряжения, но она продолжала стоять на месте, не выказывая слабости. Потом снова обвела взглядом собравшихся, задерживаясь взглядом на тех, кто не сразу опускал глаза. Только кухарка выдержала ее взгляд: эта женщина обтерла ладони о передник и ответила ей:
— Да, госпожа.
Джемма повернулась, ощущая устремленные ей в спину взгляды. Однако она сумела сохранить достоинство и вышла из кухни, не опустив головы. Многим благородным девицам не удавалось взять власть в доме, куда они попадали после свадьбы. Если она не справится с этой задачей, то ее будет ожидать только враждебность всей прислуги.
Джемма мысленно фыркнула. Возможно, ее слова уже настроили всю прислугу замка Бэррас против нее: ведь Эньон-то была для них своей! Однако ответом на ее мысль стал хлесткий звук удара, донесшийся из затихшей кухни, — не опознать пощечину Джемма не могла бы. Похоже, кухарка оказалась женщиной слова — и, вероятно, Эньон убедилась в этом на собственном опыте. Тишину сменила деловитая суета: перестук ножей, гулкие удары посуды о деревянную крышку стола. Кухарка снова начала раздавать приказы, но никто ей не пытался перечить.
— Я рада, что ты поставила эту девицу на место. — Ула ободрительно качнула головой. — Мне стыдно называть ее родней.
Над их головами загромыхало с такой силой, что, казалось, даже замок содрогнулся. Джемма содрогнулась, ощущая неприятный холод в затылке. Дело было не в ветре: нечто помимо грозы изливало свою ярость на башни. Она почувствовала ненависть, направленную на нее. Это чувство было давящим и душным, пугало своей темнотой.
— Надеюсь, теперь станет спокойнее. Больше мне ничего не надо, Ула.
Приграничные земли…
— Проклятый дождь! — Эти слова Керан Рэмсден адресовал Гордону вместо приветствия. Он поднял забрало, открыв лицо. — В такую погоду полагается мечтать о доме и семье.
В его тоне слышалась явная угроза. Гордон раскрыл ладонь, ощущая, как по ней лупят капли дождя, и пожал плечами:
— Ты слишком долго жил во Франции, брат моей жены, если считаешь такую погоду неприятной.
Керан спрятал свои чувства под маской бесстрастности. Это вызывало восхищение: далеко не каждому удавалось научиться так хорошо скрывать свои мысли. Единственной реакцией на произнесенные слова было то, что жеребец под ним дернул головой, явно ощутив, что ноги его седока напряглись.
— Вот как, Бэррас?
— Твоя сестра оказала мне честь, став вчера моей женой.
В глазах Керана мелькнул опасный огонь. Гордон хорошо знал это свойство своего благородного
