популярность. Только, видишь ли, ужасно неприятно находиться под неусыпным контролем вездесущих репортеров. А тут мне предложили заняться рекламой, и мы буквально завалили заказчика гениальными замыслами. Он предоставил нам помещение и начальный капитал, потом все получилось само собой.
— Неужели так просто? — недоверчиво спросила Николь.
— Не сказал бы. До того как пришел успех, пришлось изрядно попотеть, но сейчас…
— Жизнь прекрасна?
Протянув руку, Генри нежно поправил ей сбившуюся прядь.
— В настоящий момент — да, — мягко сказал он.
Ее ощущения сплавились воедино, и уже не слышен дождь за окном, растворилось сумрачное небо. Целый мир сосредоточился в тембре его голоса, отразился в лучащихся серых глазах.
Генри откинулся назад, неторопливо развязал галстук — Николь поразила осознанная чувственность этого движения.
— Твоему боссу не довелось по кирпичику строить карьеру. Оттого он и не удержался на Олимпе — не желал обременять себя устранением мелких загвоздок.
Николь порывалась защитить друга, сгладить острые углы. Но, ясно, Генри отвергнет ее жалкие оправдания.
— Джеймсу предприятие досталось по наследству, семейная традиция, — объяснила Николь. — И я полагаю, он занимается не своим делом.
— Ну а ты, разумеется, отлично соображаешь, что к чему, поэтому я и пригласил тебя сотрудничать.
— Пригласил? Скорее, заставил.
Он ухмыльнулся.
— Допустим. Но от Джеймса совсем никакого толку. Ты попросту тянешь его на буксире. Надеюсь, он хотя бы исправно платит тебе жалованье?
— Настолько исправно, что я никак не решусь уволиться.
— Что происходит между вами? — В глазах Генри промелькнула ревность. — Вы, очевидно, очень близки. Освальд-младший намекнул мне, что…
— Что именно? — осведомилась Николь, увидев его мрачную мину.
— У вас роман?
Она засмеялась.
— Что за чушь? Нет, ты, должно быть, неправильно понял. Мы долго работали вместе, и, хотя Джеймс на три года старше, он для меня, как младший братишка.
— Весьма эгоцентричный и сумасбродный младенчик, — отрезал Генри.
— Случается иногда, — тихо признала Николь. — Но он все-таки добрый и чуткий. Сэр Алекс воспитывал его в строгости, зато мамочка баловала. Джеймс — поздний и единственный ребенок в семье, а такое сочетание, как правило, оказывается пагубным.
— Родители умеют искать поводы для беспокойства, — проворчал Генри. — Значит, вы с ним друзья и не более того. О'кей.
— Отчего же?
— Хорошо, что ты никем всерьез не увлечена.
— Ты уверен?
— Пока мы разъезжали по стране, ты никому не позвонила, не проявляла признаков беспокойства. — Он метнул на нее встревоженный взгляд. — Не сомневаюсь, многие мужчины норовят за тобой приударить. А реальный избранник есть?
Николь опустила глаза.
— Сейчас — нет.
— В таком случае ничто не помешает нам любить друг друга.
Придвинувшись поближе, Генри высвободил рюмку из ее вздрогнувших пальчиков и поставил на журнальный столик.
— Так вот зачем ты склонял меня к сотрудничеству, — тихо произнесла Николь. — Просто схитрил, чтобы половчее расставить сети?
— А как по-твоему?
— По-моему, ты наглый, бесстыжий плут!
Он наигранно расхохотался, но в глазах мелькнула щемящая грусть.
— Это неизбежно, Николь. Не заставляй меня страдать.
— Ты хочешь, чтобы я уступила из жалости?
Она не успела увернуться, Генри сжал ее запястья — не вырваться.
Николь обвила руками его шею, зарылась пальцами в густые волосы у него на затылке, потянула к себе — пускай целует, еще, еще! А он держал в ладонях ее виски и упивался отзывчивостью теплых губ. Вне себя от страха, как бы она не оттолкнула его, Генри расстегнул молнию на ее платье, коснулся губами впадинки у горла, обнаженного плеча. Словно пушинку подхватив Николь на руки, он отнес ее в спальню. Мягкий матовый свет озарил изысканное убранство постели…
— Красивая ты, — прошептал Генри и всмотрелся в ее глаза, полные слез.
На нем уже не осталось ни рубашки, ни брюк, а Николь послушно позволила стянуть с себя кружевные трусики. Она словно впитывала каждую клеточку любимого тела, стала неотделимой частью его существа. Теплые губы скользнули ниже вдоль прохладного тела, сомкнулись вокруг тугого комочка плоти с жадной, ненасытной нежностью.
— Пожалуйста, прошу тебя, — умоляюще выдохнула Николь.
Со всяким другим она ужаснулась бы такой беспредельной чувственности, всепоглощающей страсти, но он заставил ее поверить: все это — для нее одной. Он, казалось, давным-давно изучил сокровенные линии ее тела.
В последний миг развязки она пронзительно вскрикнула, задохнувшись, а Генри, опустошенный, откинулся навзничь на подушку. Но потом они снова подчинились безумному порыву и заснули лишь под утро, опьяненные и насытившиеся любовью.
В оставшиеся пять дней они не разлучались и всецело отдались своему чувству, хотя и не в ущерб работе, а когда прибыли в Лондон, осознание того, что время к ним безжалостно, с особой силой сблизило их и побудило дорожить каждой секундой. Наконец, за день до отъезда во Флориду, Генри за завтраком объявил:
— Нам надо поговорить.
Он покинул гостиницу, где Николь зарезервировала для него номер люкс, и перебрался к ней на квартиру. Этим утром они проснулись с восходом солнца и занимались любовью с отчаянной одержимостью. В восемь часов зазвонил будильник, они надели спортивные костюмы и отправились в парк. Генри сказал ей, что у себя дома по утрам он обязательно пробегает несколько миль.
Вернувшись, Генри принял душ, а Николь поджарила тосты, сварила кофе и шоколад.
Сквозь затуманенные паром стеклянные стенки душевой кабины она видела, как струйки воды стекают по его мускулистому телу, и, быстро скинув одежду, присоединилась к нему.
— О чем ты хотел поговорить? — поинтересовалась она.
— О нас, — с суровой решимостью отозвался Генри.
Голова у Николь пошла кругом, и сердце зашлось от дикой, неизведанной дотоле радости. Она спрашивала себя, не сон ли это — и каково же будет пробуждение? Знакомы они недавно, всего пару месяцев, но Николь уже твердо знала, что любит его, и надеялась на ответное чувство. До сих пор всерьез ничего не обсуждалось, не было взаимных обещаний и обязательств, но все складывалось так чудесно: редкостный альянс во всем — от малого до самого серьезного.
— Итак? — Николь не удержалась от счастливой улыбки.
Именно такого мужчину она ждала, как раз о такой любви мечтала всю жизнь.
— Мы зашли слишком далеко, думаю, следует охладить наш пыл. — Генри закусил губу. Он отрепетировал и заучил наизусть свою речь, продиктованную стремлением сохранить драгоценную свободу, но слова почему-то застревали в горле. — Ты знаешь, я порекомендовал Фрэнку купить фирму
