— А что, если он все-таки передумает? — не унимался Куинн.
— Все равно, хочу как можно скорее оказаться свободной.
— Хорошо. — Голос у него был ровным, лицо — бесстрастным. — Поговорим об этом утром.
Куинн был не из тех, кто выбрасывает полотенце на ринг, и Элизабет вдруг стало не по себе. Эта неожиданная капитуляция тревожила ее чуть ли не больше, чем противостояние. Но нельзя было, чтобы он заметил.
Поднимаясь на ноги, она пробормотала:
— Пойду достану постельные принадлежности.
Вернувшись с парой подушек и небольшой стопкой одеял, она застала его без галстука, в полурасстегнутой рубашке. Пока она пересекала комнату, он вытащил рубашку из брюк и бросил ее на стул.
На его широкой груди и плечах выделялись округлые мускулы. Освещенная пламенем камина оливкового оттенка кожа блестела, как шелк.
У нее пересохло во рту.
Элизабет бросила постельные принадлежности на банкетку и повернулась, чтобы уйти, но уткнулась носом в широкую грудь. Куинн загораживал ей дорогу.
Старательно направляя взгляд мимо него, она выдавила:
— В ванной комнате, в шкафчике, запас полотенец. Если еще что понадобится — скажи.
— Чтоб мне нечаянно не забрести к тебе, хорошо бы узнать, где находится эта ванная комната.
Заставляя себя не обращать внимания на предисловие, она ответила:
— В конце площадки упрешься прямо в дверь. Можешь идти первым.
Все еще не давая ей пройти, он лениво протянул:
— В таком случае доброй ночи.
— Доброй ночи.
Она уже хотела обойти его, но он слегка придержал пальцами ее руку.
— Ты сказала, если еще что понадобится…
Глядя с улыбкой в ее выпученные от испуга глаза, он свободной рукой провел по ее губам, деликатно раздвинув их, и большим пальцем легонько потер жемчужные зубы.
— У тебя найдется в запасе зубная щетка? Я, кажется, потерял свою.
— Найдешь в шкафчике в ванной. — Она вырвалась и поспешила вон.
— Спи хорошо, — насмешливо кинул он ей вслед.
Будь он неладен, злобно подумала Элизабет, поспешно закрывая за собой дверь своей комнаты. Он так ведет себя нарочно, чтобы взбудоражить ее.
За последние пару лет она почти убедила себя, что ее реакция на мужское обаяние Куинна вовсе не была такой бурной, как она воображала, и что стоит им снова встретиться, как все испарится, и она будет свободна.
Однако теперь приходилось признать, что она жестоко заблуждалась. Все было как прежде и засасывало с прежней силой. И хуже всего было то, что он наверняка это заметил…
Элизабет начала раздеваться, и тут до нее донесся скрип прогибающихся под весом Куинна ступенек.
У Элизабет подскочило сердце, она затаилась. Через пару секунд она услышала, как дверь ванной открылась и снова закрылась, включился душ и потекла вода.
С облегчением вздохнув, она окончательно разделась, натянула рубашку и, присев у туалетного столика, стала выдергивать из волос шпильки.
Пять лет назад, попав в капкан его темной сексуальной силы, она решила, что любить Куинна, испытывать к нему желание — самое большое чудо из всех, когда-либо случившихся с ней.
Ее это чуть не уничтожило.
И могло уничтожить сейчас…
Ей стало нехорошо от этой мысли. Было слышно, как Куинн выходит из ванной. Спустя несколько секунд она оцепенела: вместо того чтобы идти дальше к лестнице, он остановился у нее за дверью.
На всех, кроме входной, дверях в доме были старинные деревянные защелки, не было ни замков, ни засовов. Что, если он войдет?
Элизабет затаила дыхание. Раздался легкий стук косточками пальцев по дереву.
— Чего тебе? — Даже ей было слышно, какой у нее слабый, испуганный голос.
— Просто хотел сказать, что ванная свободна.
Элизабет была уверена, что на лестнице прозвучал его легкий смешок.
Когда она набралась храбрости и ступила за порог, все было тихо, в гостиной погас свет.
Несколько успокоившись, Элизабет умыла лицо и руки, почистила зубы и пошла спать.
Она не задергивала штор, и перед с трудом открывшимися глазами Элизабет предстало серое утро в неразвеявшемся тумане.
Еще сонная, она с тревогой подумала, что могло ее так внезапно разбудить, и сразу вспомнила вчерашний вечер. Чувство надвигающейся беды вернулось вновь.
Она еще не успела привести в порядок мысли, когда послышался стук в дверь. Элизабет резко села, и в то же мгновенье дверь открылась. Вошел Куинн с подносом в руках. На подносе были чай и гренки.
На нем были отлично сидевшие спортивные брюки и оливковый свитер. Явно только что из-под душа, хорошо выбрит, темные волосы уложены на косой пробор и убраны со лба, ясные глаза излучают здоровье. Он был ошеломляюще красив и мужествен.
— Доброе утро. — Приветствие прозвучало непринужденно, почти по-дружески.
— Хотелось бы, чтоб ты так запросто не заходил. — Элизабет поджала губы.
— А я постучался, — заметил он. — Дважды. А если учесть, что мы с тобой женаты, это не выходит за рамки приличий. — Она не дала себя спровоцировать, и ему пришлось продолжить: — Надеюсь, ты хорошо выспалась?
На этот раз она поддалась и ответила решительно и неискренне:
— Прекрасно.
Она проворочалась почти до утра и заснула, только когда забрезжил тусклый рассвет и послышались отдаленные звуки пробуждающегося Лондона.
Куинн нагнулся и поставил поднос ей на колени, потом сел на край кровати и потянулся к чайнику.
Только теперь она заметила, что поднос был сервирован на двоих.
— Я предпочла бы, чтобы ты отнес это обратно. Я спущусь.
Он вопросительно вскинул брови.
— Это потому, что я решил позавтракать с тобой?
— Лучше не надо.
Он внимательно осмотрел каскад шелковистых темных волос и целомудренную рубашку.
— А в чем дело? Я же одет, а у тебя совершенно викторианский вид. — Она не ответила, и он с иронией спросил: — Вы с Бомонтом никогда не завтракаете в постели?
— Еда в постели — не в моих правилах, — холодно отрезала она.
— Тогда пусть это будет исключением. — Он потянулся к сухарнице.
Она смотрела, как он намазывает маслом хрустящий, золотистый гренок, и вспомнила, как эти руки касались ее, ласкали и скользили вдоль ее тела, вызывая радостный отклик в каждой точке прикосновения.
— Джем? Мед?
Она вздрогнула, услышав вопрос, и глубоко и судорожно вздохнула, как пловец, слишком долго остававшийся под водой.
— Я не хочу гренков.
— Если ты все еще непременно хочешь прекратить наш брак, — произнес он отчетливо, — нам придется поговорить, а это можно сделать и за завтраком. — И добавил: — Я уже говорил, что не люблю есть в одиночестве… Так что я бы посоветовал тебе сделать выбор между джемом и медом и взяться за чай,
