являетесь его дочерью, и закон помнит о вас.
Дженна тупо уставилась на собеседника, перестав понимать его. Ален Лемаршан! Значит, он приходится ей сводным братом? Расселл Брайант женился на его матери, зажил счастливо, поселился в уютном доме. Закон не забыл о ней. А вот отец забыл, отверг родную дочь и принял чужого сына с распростертыми объятиями. Сколько лет тогда было ее сводному брату? Двадцать или двадцать один? Достаточно, чтобы самому позаботиться о себе. Ей, Дженне, в то время было всего восемь.
Персиковый румянец вновь выступил на ее щеках, на сей раз от гнева и горечи. Дженна не нуждалась в наследстве, оставленном отцом, и собиралась недвусмысленно заявить об этом Алену Лемаршану. Если ему настолько дорог этот дом, пусть уходит отсюда и живет в нем сам, купаясь в счастливых воспоминаниях.
Трепет Дженны перед элегантным гостем исчез. Сейчас она понимала только, что он тоже приложил руку к испытанному ею в жизни обману, и это чувство вызывало в Дженне холодную ярость.
— Сожалею, что из-за этого вам пришлось ехать в такую даль, месье Лемаршан: Можно было поручить это дело юристам, я уже привыкла общаться с ними. В Англии у меня есть поверенный, который может взять все хлопоты на себя.
Секунду Лемаршан пристально смотрел на нее. Стоило Дженне повысить тон, как осмотр в упор возобновился, но девушке удалось сохранить на лице невозмутимое, холодное выражение, хотя душа у нее заныла от давнего горя, от ощущения своей брошенности и малоценности. Этот комплекс вызвал в ней отец много лет назад, а Дженна до сих пор не могла победить его. Такого наследства ей вполне хватало.
— Я приехал потому, что счел это своим долгом, — спокойно сообщил ей Лемаршан, хотя ледяное выражение лица Дженны его смущало, он не знал, как выразить свою участливость наиболее убедительно. — Понимаю, вы слишком молоды, и…
— Двадцать четыре года — это уже не юность, месье!
— Это уже преклонный возраст, — съязвил он, вновь заставив Дженну залиться румянцем. — Оставим в покое ваши годы. Мой долг — повидаться с вами и все объяснить.
— По-моему, здесь нечего объяснять, — резко возразила Дженна. — Мне оставлен дом во Франции — с этим все ясно, и кроме того, я собираюсь…
Вознамерившись было сгоряча выпалить, что она не примет никакого наследства, Дженна вдруг осеклась. Слова застыли у нее на губах, когда Лемаршан поднялся и начал нервно вышагивать по комнате, сунув руки в карманы.
— Не совсем так, мадемуазель, — отчетливо произнес он, поворачиваясь к Дженне. — Французские законы о наследовании совсем не похожи на те, к которым привыкли вы. У вас есть наследство, и это наследство — недвижимость. Однако вам принадлежит не дом во Франции, а только часть дома. Оставшиеся две части поделены между двумя людьми.
— Значит, отец не оставил завещания? — Даже перед смертью он не подумал о ней! На лице Дженны отразилось разочарование. Лемаршан не упустил это из виду: в его глазах мелькнуло странное выражение, и Дженна сочла, что им движет жадность.
— Да, не оставил, но это ничего не меняет. Он не имел права завещать весь дом вам. Дом должен отойти моей матери, поскольку это ее дом. — Голос Алена Лемаршана снова стал холодным, в глазах появился ледяной блеск. — Собственность во Франции подлежит разделу, мадемуазель, — таков закон. Следовательно, после смерти вашего отца дом принадлежит моей матери, мне и вам.
— Понятно. — Дженна покусала губу и подняла голову. — Значит, дом продадут, а деньги разделят между нами…
— Кроме того, там есть земельный участок, — продолжал Лемаршан, раздраженно перебив Дженну. — Но ни его, ни дом незачем продавать. Я уже отписал свою долю матери. Надеюсь, вы сделаете то же самое.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Это заявление на минуту лишило Дженну дара речи, и когда она опомнилась, ее лицо в рамке светлых волос пылало от гнева.
— Может, вы объясните, почему ожидаете от меня такого поступка?
— Этот жест выглядел бы достойно. — Лемаршан спокойно встретил ее взгляд. — Ваши глаза иногда добреют, к тому же вы еще молоды и, полагаю, способны испытывать сочувствие. Моя мать была счастлива там пятнадцать лет. Это ее дом.
На секунду Дженна воззрилась на собеседника. В ней неуклонно нарастал гнев. Большую часть этих пятнадцати лет она постоянно переезжала, меняя школьных подруг, учителей и дома так часто, что чувствовала себя беженкой. В ее синих глазах впервые в жизни появилась жесткость. Дженна вскинула голову. Теперь-то мать этого человека познала чувство горечи и неприкаянности — и поделом ей, раз она похитила у нее отца.
— У меня нет ни малейшего намерения отказываться от своего наследства, — холодно известила Дженна собеседника.
От него не ускользнуло выражение ее глаз, и его лицо словно заледенело.
— Я и не просил вас отказываться от своей доли наследства, мадемуазель. Я готов купить ее.
— Нет, давайте говорить начистоту, месье Лемаршан, — резко прервала его Дженна, несколько струхнув при виде его возобновившейся враждебности. — Значит, ваша мать выкупила вашу долю и попросила подкупить меня?
— Моя мать не делала ничего подобного! — заявил Лемаршан. — Я сам отказался от своей доли, безо всякой платы.
— Неужели и от меня вы ждете такого же великодушия? В конце концов, это не моя мать, а ваша.
— Так хотел ваш отец.
— Да что вы говорите? Откуда мне было знать это? Я лишилась отца шестнадцать лет назад. Я даже не могу представить себе его лицо. Он бросил нас ради шикарной француженки и с тех пор ни разу не прислал мне даже открытки!
Лемаршан задумчиво прищурился и вдруг, к удивлению и смущению Дженны, сел рядом с ней на диван, повернулся и внимательно оглядел ее, скользя взглядом по ее вспыхнувшему лицу.
— Должно быть, в детстве вам было очень больно, — спокойно заметил он. — Наверное, вы ничего не поняли…
— Нет, поняла! И уже давно! — Дженна отстранилась, отвергая участие — судя по всему, фальшивое, предназначенное, чтобы сломить ее решимость. Может, этот француз решил добиться своего иным способом? Она должна защитить себя, и сделает это! — Отец нашел другую женщину, которая сильнее привлекала его. А вдобавок он обрел уже готовенького сына.
— Зато вы теперь обрели готовенького брата. Разве плохо?
— Замечательно! — фыркнула Дженна, отодвигаясь на край дивана. — Только не трудитесь зря, месье: я не отпишу свою долю вашей матери и не уступлю ее вам. Своему поверенному я поручу продать ее кому угодно. — Внезапно Дженна взглянула на собеседника с язвительной улыбкой. — Возможно, я даже куплю весь дом, если цена меня устроит.
— И вы надеетесь, что я успокоюсь на этом? — Лемаршан встал и взглянул на Дженну сверху вниз. — Обычно такие тяжбы длятся несколько месяцев, и моя мать все это время не будет находить себе места от тоски.
— Как не находила его я, месье, — заметила Дженна. — Я была еще ребенком, я не понимала, почему он отверг меня. Теперь я все понимаю и не намерена спешить. В конце концов, вашей матери не придется ждать шестнадцать лет.
Казалось, Лемаршан сейчас взорвется. Он пробормотал что-то на родном языке и вдруг рывком поставил Дженну на ноги, придерживая за руки. Должно быть, он вовсе не собирался успокаивать ее своим прикосновением, но Дженна ощутила поток тепла: его пальцы лучились жизненной силой. Дженна не знала, что сказать. Эта встреча перевернула ее спокойный мирок — нет, все началось с письма.
