шоссе. Он мог видеть меня, когда я туда ехал. Олли, естественно, все время у себя. Перл Тэлли зашел туда тотчас следом за мной. Остается Руп, о котором я пока ничего не знаю. Но он мог следить за мной из-за любого угла, не попадаясь на глаза. Разве это не более естественно, чем торчать открыто на виду, как Перл Тэлли? «Разумеется, — подумал я. — Тем более, что, с его точки зрения, нечего бояться, ибо мне предстояло умереть от его пули».
Так что с таким же успехом это мог быть и Перл Тэлли... Впрочем, нет! Только не с его акцентом мальчика из Джорджии! Кто бы ни был человек, а я дважды слышал его по телефону, и хотя первый раз он говорил шепотом, а второй раз очень тихо, все же от этого диалекта что-то непременно бы проскользнуло. Значит, оставалось трое...
Итак, у меня сейчас оставались на руках две тончайшие путеводные нити — и только благодаря тому, что они недооценили, насколько я живуч. Зато теперь они это знают и не повторят своей ошибки...
Прошло много времени, прежде чем мне удалось заснуть.
Заря только занималась, когда я промчался мимо двух почтовых ящиков на шоссе и свернул на грунтовую дорогу между соснами. На обеих фермах еще спали, а когда я проезжал загон для скота, дорогу впереди пересекла стайка молодых перепелов. В следующий момент она вспорхнула, словно раскрывшись веером, над низкорослыми пальмами. Через несколько минут я сбавил скорость и остановился под тем же деревом, напротив почерневшей от пожара трубы.
Я проснулся перед рассветом, и меня сразу же поразила мысль, что вчера я не видел никаких следов другой машины — по крайней мере по эту сторону фермы. Как он туда забрался? Очевидно, в лесу, окаймляющем поля, есть какая-то другая дорога, по которой он и добрался. Если бы мне удалось ее найти, то можно обнаружить место, где он оставлял свою машину.
Было сыро, но тепло, и воздух был совершенно неподвижен, как будто день затаил дыхание, ожидая минуты, когда он сможет наконец вырваться и засиять в своей полной красе. Полная тишина, и только иногда с полей доносился крик перепелки...
Еще не совсем рассвело, но я отчетливо увидел две колеи, оставленные машиной, почти рядом со следами моей.
«Наверняка здесь побывал рыжий помощник шерифа, — подумал я. — Когда ему не удалось спровоцировать меня на выпад против полицейского, ему стало скучно и он отправился сюда, чтобы показать, что делает свое дело».
На мгновение мне даже стало жаль Редфилда. Что за пародия на полицию? Один полицейский и два шута!
Входить сейчас в амбар не было смысла: слишком темно, все равно ничего не разглядеть.
Я прошел мимо, прислушиваясь к шороху сухих листьев и травы под ногами и чувствуя холодок между лопатками при воспоминании о выстреле. На краю поля, ярдах в двухстах от амбара, я пролез между провисшими нитями колючей проволоки и углубился в лес. Здесь росли преимущественно дубы и сосны. Пока что я не обнаружил ничьих следов, но и не питал особых иллюзий: какой из меня следопыт! Всю жизнь я прожил в городе, и найти проселочную дорогу в лесу не так-то легко.
Я миновал песчаный овраг, по дну которого струйкой бежал ручеек, и продолжал свой путь. Идти было легко — под ногами почти ничего не росло, только пучки сухой травы и редкие кустики крапивы.
Стало совсем светло. И через несколько минут я внезапно увидел дорогу. Точнее, всего лишь две пыльные колеи, извивающиеся между деревьями, но на них проступал рисунок шин; след выглядел совсем свежим.
Дорога шла параллельно грунтовой, по которой я сюда приехал. Положив на колею папку, чтобы заметить место, я свернул вправо и пошел в сторону шоссе. Так я прошагал полмили, но не обнаружил никаких намеков на то, что машина останавливалась или покидала колею. Тогда я зашагал обратно и в нескольких ярдах севернее своей отметки нашел то, что искал: от этой дороги влево ответвлялась еще одна, ведущая по полям позади амбара.
Еще более заброшенная, но на ней в пыли виднелись свежие отпечатки шин. Шины были стандартные, такие стоят на тысячах машин.
Над лесом уже вставало солнце.
Я пошел по следам машины, осторожно слушая между колеями. Местами дорога была усеяна сосновыми иголками, и рисунок пропадал, но в других местах был чистый песок, и там я мог внимательно рассматривать отпечатки шин, надеясь найти в них хоть какую-нибудь особенность, трещинку или порез, которые могли бы послужить приметой. Но ничего такого я не смог заметить.
Пройдя метров двести, я добрался до места, где он останавливался и разворачивал машину. Здесь дорогу преграждала упавшая сосна, и он не смог ни ехать дальше, ни объехать ее. Я изучил следы. Он свернул налево, развернулся, а затем вернулся на дорогу, по которой и приехал. На одном месте, в песке между колеями, я заметил масляные пятна. Значит, здесь он не просто развернулся. Его машина здесь простояла некоторое время. Я кивнул и закурил сигарету. Отсюда до амбара — если идти прямо через поле — не более полумили. Несомненно, это был мой мальчик с дробовиком.
Но ничто не указывало на то, кто он, и был ли с ним кто-нибудь еще. Я обнаружил отпечатки сапог, но след часто прерывался, местами совсем исчезал и вообще был слишком неясным... И тем не менее я внезапно кое-что обнаружил. Деревья здесь росли густо, и, разворачивая машину, он задел ствол молодой сосны.
Я стоял и словно завороженный смотрел на нее. Небольшой шрам на коре не вызывал сомнения. Только находился он по крайней мере дюймов на 20 выше того места, где ему следовало быть. Лишь какое- то время спустя я понял, что именно оставило этот шрам: не бампер легковой машины, нет! Борт грузовика!
Такой, как у Тэлли. Он сразу возник в моем воображении, как живая картинка — грузовичок, стоявший перед «Силвер Кингом», со следами куриного помета на бортах.
Я пожал плечами. Почему мои мысли все время возвращаются к этому косноязычному шуту?
Обойдя поваленное дерево, я пошел к западу, в сторону поля... Время от времени между старыми колеями я замечал отпечатки сапог, а ярдов через сто наткнулся на полурастоптанный окурок. Сигарета кончалась белым фильтром, и когда я расправил скомканную порванную бумажку, то обнаружил сохранившуюся надпись: «Кент».
Когда я добрался до амбара, солнце успело подняться сравнительно высоко, и можно было попытаться рассмотреть, что находится внутри. Я проник туда, но не увидел ничего интересного, за исключением сильно изуродованной верхней ступеньки лестницы, в которую угодил заряд дробовика. Пустых гильз не видно. Мне опять стало не по себе. Каков будет следующий шаг? И когда? Они понимают, что теперь им будет трудно заманить меня в уединенное место, но осмелятся ли они напасть на меня прямо в городе? Могут, например, выстрелить прямо из машины или побоятся? Но ночью вполне могут напасть. Теперь мне все время надо быть начеку... От этих мыслей по моей спине опять побежали мурашки.
Я вернулся в город, позавтракал в маленькой закусочной и позвонил в бюро шерифа. К телефону подошел Макгрудер. Он сказал, что у Редфилда выходной день.
— А что нужно? — грубо спросил он.
— Нужен полицейский, — ответил я и повесил трубку.
В телефонном справочнике я нашел домашний телефон Редфилда и позвонил ему на дом. Трубку никто не поднял.
Начали открываться магазины. Я купил сто футов мерной ленты и дешевую готовальню. Перед тем, как снова сесть в машину, я еще раз набрал номер телефона Редфилда. Тот же результат. Я запомнил его адрес. Может быть, в свой выходной он работает во дворе и не слышит телефонного звонка?
Он жил на Клейн-стрит, 1060. Это была третья улица севернее Спрингер-стрит, в восточной части города. Я поехал туда. Его домик находился в последнем квартале, в самом конце улицы, которая упиралась в ограду персиковой плантации. Слева, за высокой металлической сеткой, была спортивная площадка. Дом стоял справа, единственный в этой части улицы. Он был похож на домики, которые строят на ранчо, и недавно покрыт белой краской. Почтовый ящик, установленный по деревенскому обычаю перед домом, свидетельствовал о том, что в доме действительно живет К.Р.Редфилд.
