Лицо его сразу заблестело, словно смазанное глицерином, от выступивших на нем капелек пота. В следующий момент дуло револьвера задрожало, и рука опустилась.
Казалось, прошла целая вечность. Наконец он вложил револьвер обратно в кобуру. Потом подошел к секретеру и, став спиной ко мне, набрал номер телефона.
Я уронил голову на руки, лежавшие на коленях, и закрыл глаза. Меня всего трясло, и я совсем ослабел.
Я слышал, как он набирает номер.
— Редфилд говорит... — сказал он в трубку. — Прекратите поиски Чэтэма! Но пошлите кого-нибудь взять Фрэнки Кроссмэна!
— Фрэнки здесь, во дворе, — сказал я, не открывая глаз.
Он не подал виду, что слышал мои слова, однако изменил свое распоряжение:
— Пришлите сюда Митчелла... Да, да, на ферму Перла Тэлли. Надо забрать Фрэнки Кроссмэна и Перла Тэлли по подозрению в убийстве!
Последовала пауза, словно его прервали; а потом он сказал со злостью:
— Нет, черт возьми, это еще не все! Я сам скажу вам, когда закончу!..
Я открыл глаза. Он медленно протянул свободную руку, взял сумочку Цинтии и вытряхнул ее содержимое на секретер. Какое-то мгновение он смотрел окаменевшим взором на кучу этих женских мелочей — крошечный носовой платок, расческа, губная помада, зеркало и листок папиросной бумаги, потом тронул эту кучку пальцем, отбрасывая из нее что-то в сторону, и замер. Это был ключ от машины.
— И передайте Митчеллу, чтобы он захватил с собой людей для обыска местности. Один из них скрылся... Ушел пешком!
Я перевел взгляд на дверь. Там стояла Джорджия Лэнгстон, и глаза ее были полны слез. Я каким-то чудом поднялся, захватил свою куртку, вышел в прихожую и протянул ей руку. Тихо вскрикнув, она бросилась мне навстречу.
Через несколько минут прибыл Келхаун. В это время мы уже сидели на крыльце, держась в темноте за руки.
— Я пытался дозвониться к вам, — сказал Келхаун, — и предупредить, что на ферму едет Редфилд. Это я во всем виноват. Я хотел объяснить ему насчет Перла, Фрэнки и вызова ФБР. Но как только он услышал, где вы, он сорвался с места и помчался сюда.
— Ничего, ничего, — сказал я и рассказал обо всем, что произошло.
Он вошел в дом.
Вскоре прибыло еще несколько машин, и двор наполнился полицейскими, которых я до сих пор не видел. Вокруг стало светло от фар. Появились Макгрудер и Митчелл. Они посмотрели на меня и прошли в дом, чтобы поговорить с Редфилдом.
— Я пыталась задержать ее, — сказала мне Джорджия. — Хотела догнать, когда она столкнулась со мной, но она сразу исчезла.
— У нее был револьвер, — сказал я.
— Знаю, но мне казалось, что она — наше единственное доказательство.
— Была, — сказал я, — но теперь она не нужна — она забыла впопыхах сумочку... Кстати, напомните мне как-нибудь поблагодарить вас за то, что вы догадались погасить свет.
Дверь дома распахнулась, и вышел Редфилд в сопровождении Митчелла.
— Поручаю это вам! — сказал он Митчеллу. — Обыщите все вокруг, сделайте опись, и когда найдете их всех, привезите их и оформите документацию. Я буду дома.
Митчелл кивнул в мою сторону:
— А Чэтэм?
— Что Чэтэм? — переспросил Редфилд. — Он волен идти куда хочет. Против него обвинений нет!
Я поднялся, вынул из куртки револьвер и протянул ему. Он молча сунул его в карман. Потом, резко повернувшись, прошел через двор, сел в патрульную машину и умчался.
Я снова сел на ступеньку. Джорджия проводила машину глазами, пока сигнальные огни не исчезли за поворотом.
— И ни один из нас не сказал ни слова!
— А что можно было сказать?!
— Да. да. я, конечно, понимаю...
Из дома вышел Келхаун. Он тоже закурил с нами, и мы стали следить за лучами фонарей, которые мелькали среди деревьев, — полицейские прочесывали ферму.
— У нее остался револьвер? — внезапно заметил Келхаун.
— Да, — ответил я.
— А выстрелов вы не слышали?
— Нет. И если она не сделала этого до сих пор, то вряд ли сделает позже.
— Вполне возможно, что она сидит там. у дороги, в своей машине...
Я мысленно представил себе эту картинку, и меня передернуло.
— А все-таки они заставили Фрэнки и Перла заговорить, — через какое-то время сказал Келхаун. — У этой шайки, кроме грузовика, была в ту ночь машина Стрейдера, и на обратном пути они разделились. Они привезли сейфы сюда и на следующий день взломали их. Утверждают, что вообще не заезжали в дом Редфилда. Звучит логично.
— Но она и Стрейдер что-то получили? То, что было не в сейфах?
— Угадали, — ответил он. — Все было так, как вы и подозревали сначала. Она рассказала об этом Перлу и Фрэнки. Лэнгстон подъехал к дому и хотел пройти через кухню. Стрейдер находился во дворе. Он увидел его силуэт и подумал, что это Редфилд. На столе, прямо на виду, лежали часы, серебро и другие драгоценности. А в Джорджии, в кустах у шоссе, лежал убитый водитель автоцистерны...
Джорджия Лэнгстон поднялась и отошла на несколько шагов, вглядываясь в темноту.
— Прошу прощения, — сказал Келхаун.
— Пустяки, — сказала она. — Билл говорил мне то же самое...
Келхаун поднялся.
— Ну, ладно! Здесь мне больше нечего делать. И думаю, сейчас уже все добились того, что хотели. Главное-то выяснилось. Я подкину вас до вашей машины.
— Ночью ее не найти. — ответил я. — Мы ведь оставили ее не у дороги, а где-то в лесу.
— Ну, тогда я отвезу вас домой. А за машиной приедете завтра.
Я посмотрел на Джорджию.
Она улыбнулась:
— Да, конечно! Поедем домой.
Было почти пять часов утра. Мы сидели в ее комнате и пили кофе.
Джорджия была в темной пижаме и в халате и выглядела прелестно, несмотря на усталость.
Внезапно зазвонил телефон.
Я подошел и взял трубку.
Звонил Келхаун.
— Они взяли ее, — сказал он. — Примерно час назад. И она во всем созналась.
— Она объяснила, зачем Лэнгстон приезжал к ним домой?
— Нет. Говорит, что не знает. Но я в этом сомневаюсь.
— Я — тоже, — сказал я. — Большое спасибо за сообщение.
Я вернулся к Джорджии и рассказал ей, в чем дело.
— Простите меня, Джорджия, — добавил я. — Но ничего другого не могло быть. Он поехал к ней. Надеясь на что-то. Попробуйте взглянуть на это с другой стороны. Попробуйте предположить, что она давно уже заигрывала с ним. Ему было 47 лет, и врачи только что заставили его усесться в инвалидное кресло и наблюдать жизнь со стороны — и так до конца дней своих. Так что, возможно, это был своего рода жест...
Она прервала меня:
— Билл!