мрак так и не сменит долгие летние сумерки. Мрачный Дэн стоял у штурвала, выжимая из шхуны всю скорость, на которую она была способна. Команда, как безумная, трудилась у люков, вытаскивая на палубу груз, надеясь выбросить всю соль за борт, прежде чем фрегат доберется до них.
Роджер поспешил на помощь, с беспокойством поглядывая на фрегат. Сгибаясь под тяжестью мешка с солью, который собирался бросить за борт, он внезапно увидел облачко белого дыма на полубаке преследователя. Вслед за этим послышался звук выстрела. Он понял, что фрегат выпалил из орудия впереди носа шхуны, приказывая остановиться. Тьма наконец сгустилась, и Дэн, игнорируя сигнал, продолжал двигаться прежним курсом, все еще надеясь, что ночь прикроет их бегство из французских вод.
Орудие пальнуло снова, и Роджер увидел, как снаряд срикошетировал о волны ярдах в десяти от правого борта шхуны. Но Дэн упрямо двигался вперед, не давая команды убрать паруса.
На полубаке фрегата в третий раз появилось белое облачко, выстрел отозвался гулким эхом, и за ним последовал треск дерева на корме шхуны. Ядро попало в цель и, пробив корму, запрыгало по палубе.
Роджер не вполне осознал то, что произошло через мгновение. Он слышал, как орудие выпалило в четвертый раз, затем накренилась и начала падать грот-мачта шхуны. Паруса, шкоты и обломки рангоута разлетались во все стороны. Неведомая сила ударила Роджера в спину, сбила с ног и швырнула вперед. В следующий момент он оказался в воде.
Глава 7
ЧЕЛОВЕК В КРАСНОМ
Роджер был хорошим пловцом, но еще никогда не падал в море полностью одетым. Через минуту он обнаружил, что промокшая одежда невероятно мешает двигаться. К тому же в ботинках у него лежали монеты, а вокруг пояса находилось несколько фунтов драгоценного металла. Чувствуя, что все это тянет его вниз, Роджер ощутил приступ паники и открыл рот, чтобы закричать, но тотчас же гребень волны ударил ему в лицо. Наглотавшись морской воды, он пошел ко дну.
Следующие мгновения стали для него невыразимым кошмаром. Промелькнула мысль, что ему пришел конец. В отчаянном усилии спасти жизнь, он попытался сбросить ботинки — они отказались подчиниться, но судорожное бултыхание ногами вытолкнуло его на поверхность.
Жадно глотая воздух, Роджер вовсю заработал руками и ногами, не думая ни об экономии сил, ни о направлении, в котором он плывет, а просто повинуясь инстинкту самосохранения. Вскоре он увидел, что движется в сторону французского фрегата, по-прежнему идущего под всеми парусами.
Роджер понимал, что может держаться на воде и даже понемногу двигаться вперед, однако фрегат пройдет мимо него на солидном расстоянии, и маловероятно, что во мраке кто-либо из находящихся на палубе заметит его в воде.
Оглядевшись, Роджер увидел «Альбатрос». Шхуна успела отойти ярдов на двести, прежде чем свисающая с борта грот-мачта сделала ее неподвижной.
Роджер напряженно думал, хватит ли у него сил добраться до шхуны. Сокровища Джорджины теперь грозили ему гибелью; они висели у него на бедрах свинцовым поясом, избавиться от которого не было никакой возможности, так как он находился под одеждой. Казалось, с каждым взмахом драгоценности становились все тяжелее. Они тянули Роджера вниз, и даже самые маленькие волны били ему в лицо, заливая глаза и ноздри соленой пеной. Отчаяние стиснуло его сердце — каждое движение казалось ему последним.
Поле зрения Роджера было весьма ограниченным, и он мог видеть шхуну, только с усилием приподнявшись из воды. При этом он не замечал большого обломка грот-мачты, плывущего в его сторону, до тех пор, пока с ним не столкнулся. Со вздохом облегчения Роджер ухватился за него руками и повис, тяжело дыша.
Переведя дух и дождавшись, пока прояснится в глазах, залитых соленой водой, Роджер поднял голову над бревном и быстро огляделся. Он находился в полутораста ярдах за кормой изувеченного «Альбатроса», к которому приближался французский фрегат, а в четверти мили за его кормой смутно виднелись очертания таможенного судна. Минут пять Роджер отдыхал, покачиваясь на воде, пока его ум лихорадочно искал путь к спасению.
Снова приподнявшись, Роджер увидел, что фрегат и «Экспедишн» легли в дрейф. При свете фонарей с фрегата спускали шлюпку. Было слишком темно, чтобы разглядеть подробности, но слух Роджера уловил приказы французского офицера и плеск весел, когда шлюпка отплыла к «Альбатросу», чтобы задержать контрабандистов.
Этот факт поверг Роджера в еще большее уныние. Держась за бревно, он мог спастись от водяной могилы, но отнюдь не избавиться от ужасной перспективы быть отправленным на одну из французских военных галер. Несколько минут Роджер колебался, оставаться ли ему на бревне в надежде, что его прибьет к берегу или подберет какое-нибудь другое судно, или же, собрав все силы, звать на помощь, смирившись с мрачной перспективой.
Летняя ночь наконец наступила, и, приподнявшись в очередной раз, Роджер смог различить на месте «Альбатроса» только смутное белое пятно; местоположение фрегата и таможенного судна указывали их огни. Решив, что нельзя пренебрегать шансом на спасение, какими бы ужасными последствиями это ему ни грозило, он принялся звать на помощь.
Спустя минуту Роджеру показалось, будто он слышит ответный крик. Он умолк и прислушался, но крик не повторился — очевидно, это перекликались люди Дэна и французы в шлюпке. Запаниковав при мысли, что его могут не услышать, Роджер завопил во всю мощь легких.
Вскоре он снова сделал паузу и прислушался. Ни звука. «Альбатрос» растворился во мраке, а огни фрегата и таможенного судна, казалось, несколько отдалились. Подумав, что его относит прилив, Роджер стал кричать снова, но ответа, как и прежде, не получил.
Через десять минут ему пришлось умолкнуть, так как у него пересохло в горле и перехватило дыхание. Наступила полная темнота, и Роджер, видя лишь мачтовые огни двух судов, понимал, что его отнесло от них по меньшей мере на полмили.
Оставалась последняя надежда: продержаться на бревне, пока его не прибьет к берегу или пока не наступит день, а с ним появится и новый шанс на спасение. К счастью, летом вода была теплой, но он все равно опасался, что его руки онемеют и через несколько часов не смогут держать бревно.
Стараясь ухватиться поудобнее, Роджер стал перемещаться вдоль бревна и вскоре наткнулся на свисавший с него обрывок каната. Он ухватился за него сначала одной рукой, затем другой и в конце концов смог привязать себя к бревну достаточно крепко, чтобы держать голову над водой, лишь слегка придерживаясь за скользкую древесину. Впервые с того момента, как его выбросило за борт, Роджер смог расслабиться и не спеша обдумать ситуацию, но размышления не принесли ему особого утешения.
Самое большое впечатление за насыщенный событиями последний час произвело на него гнусное поведение мистера Олли Никсона, выдавшего соотечественников французам. Теперь стало очевидным, что «Экспедишн» прекратил следовать за «Альбатросом», ибо Никсон предпочел добраться до Гавра и сообщить местным властям, что судно контрабандистов находится во французских территориальных водах, идя вдоль берега. После этого неразборчивый в средствах таможенник взялся сопровождать фрегат, желая насладиться несчастьями, которые навлек на злополучного Дэна и его спутников. Прежде Роджер ни за что бы не поверил, будто англичанин способен на такую низость, и дал себе клятву, что если выживет, то рассчитается с Никсоном за Дэна и за себя. Но в данный момент шансы исполнить клятву казались ему иллюзорными.
Огни мачт обоих кораблей исчезли из поля зрения Роджера, и, хотя на небе появились звезды, в окружающем мраке не было видно никаких признаков присутствия людей.
Роджеру казалось, будто он уже целую вечность висит на бревне, погрузившись в воду до подмышек и медленно покачивая ногами в такт движению волн. Ему пришло в голову пророчество Джорджины, что вода всегда будет чревата для него опасностью. Он подумал о том, как бы девушка удивилась, узнав, насколько быстро сбылось ее предсказание. Джорджина, несомненно, представляла его себе в комфортабельной лондонской гостинице, надежно поместившим деньги, вырученные от продажи драгоценностей, в банк господ Хор. Роджер попытался утешить себя мыслью о том, что другие ее пророчества также должны исполниться, но он вспомнил, как Джорджина предупреждала его, что увиденное в стакане воды сбывается лишь в том случае, если человек следует по пути, естественному для его характера и окружения — как
