неповторимая.
— Я вовсе не претендую на подобные «титулы», — сказала она, пытаясь отшутиться.
— Скажите одно слово, Грейс, и я начну действовать. Вы совершеннолетняя, так что нет препятствия для получения специального разрешения. Скажите «да», и через неделю мы будем женаты.
Ее улыбка тут же исчезла.
— Терренс, прошу вас. Мы уже говорили об этом, и вы знаете мои чувства...
— А вы — мои, — прервал девушку тот. — Я никогда не стану таким богатым, как ваш отец, но у меня хватит денег, чтобы вы имели хороший дом, красивую одежду и ни в чем не нуждались.
Грейс в этом не сомневалась. Да, с Терренсом у нее будет все, чего она захочет. Все... кроме любви. Как часто ей хотелось, чтобы, проснувшись однажды утром, она поняла, что любит его. Тогда все было бы просто. Несмотря на отцовский гнев, она бы выдержала бурю ради любви к Терренсу. Но к ее великому сожалению, этого нет, и, она знала, не будет никогда.
Грейс вздохнула:
— Давайте оставим эту тему. Разве недостаточно, что мы с вами друзья?
— Хорошо, — ответил Терренс, уступая ее просьбе. — Но я все же сохраняю надежду, что вы когда- нибудь измените свое мнение. Я буду ждать столько, сколько нужно.
Чтобы выйти из неловкого для них обоих положения, Грейс направилась к письменному столу, вынула из кармана маленький ключик и открыла ящик.
— Чуть не забыла. Я тут постаралась, сделала что могла. — Она принесла ему кожаную папку.
Терренс молча развязал ее и стал один за другим изучать рисунки, аккуратно переворачивая большие листы с акварелями птиц.
— Они великолепны, Грейс, — заявил он. — Лучшие ваши работы. Просто потрясающе.
Девушка порозовела от удовольствия.
— По-моему, деревенская ласточка вышла отлично. А вот над дикой уткой надо еще поработать, хотя, полагаю, она и так хороша.
Терренс улыбнулся:
— Более чем. День, когда четыре года назад мы встретились на лекции по орнитологии, стал для меня счастливым. Если б не это важное по своим последствиям знакомство, я никогда бы не пришел к мысли заняться изданием серии иллюстрированных книг о живой природе. Уверен, что эта, с вашими рисунками, принесет нам хорошую прибыль.
«Деньги на булавки», — мысленно усмехнулась она. Во всяком случае, именно так папа любил их называть, ибо заработки Грейс не составляли даже четверти ее карманных денег. Тем не менее деньги, которые она получила за публикацию «маленьких акварелей», позволяли ей удовлетворять свои, чисто женские прихоти. А что еще важнее, они были ее собственные. Заработанные своим трудом.
— Мы уже получаем заказы, — сообщил Терренс, выравнивая стопку рисунков в папке и завязывая тесемки. — Лорд Эстбери в этот раз берет две дюжины. Он собирается подарить их своим друзьям- охотникам.
Грейс поморщилась:
— Это ужасно. Ведь книга задумана как справочник по орнитологии.
— Видимо, лорда и его великосветских друзей подобные тонкости не интересуют. Они любят рассматривать птиц, даже любоваться ими, а затем идут и стреляют их. Что, вы говорили, ваша кухарка готовит сегодня на обед? Жареную птицу, не так ли?
Грейс пристально взглянула на него и засмеялась:
— Очко в вашу пользу. Вы уверены, что не останетесь насладиться лакомым кушаньем?
Терренс с улыбкой покачал головой:
— Нет, хотя звучит и соблазнительно. А вот и Марта с нашим чаем. — Отложив папку, он забрал у экономки тяжелый поднос и отнес на стол.
Съев солидный кусок пирога, Терренс отодвинул тарелку.
— Значит, в следующий вторник я увижу вас в театре? Будет отмечаться Иванов день.
Грейс поставила чашку.
— О, я вам еще не сказала? Я ведь на несколько недель уезжаю в Бат. Видимо, тетя Джейн написала папе, спрашивая, не соглашусь ли я остаться с ней. Она хочет побывать на водах и не выносит одиночества, хотя у нее свой довольно широкий круг друзей. Я не могла найти причин отказать ей.
— И не должны, — слегка нахмурившись, согласился Терренс.
— Не беспокойтесь. Я возьму с собой все необходимое, чтобы начать работу над иллюстрациями цветов, — заверила его Грейс. — И все сделаю вовремя.
— Не сомневаюсь. Если я в ком-то и могу быть уверен, так это только в вас. Но учтите — я буду скучать в одиночестве.
Грейс знала, что не должна поощрять Терренса, но ведь он ее друг.
— Я тоже, — искренне сказала девушка.
Удовлетворенный и довольный Джек лежал в объятиях любовницы. Он позаботился, чтобы та первая достигла оргазма. Ее крики удовольствия могли разбудить весь дом. К счастью, у Филиппы были вышколенные слуги, если даже они что-то и слышали, то никак на это не реагировали.
Джек перевернулся на спину, пытаясь обрести дыхание, бесстыдно голый, так как простыни и стеганое покрывало давно сползли на пол.
— Боже, дорогой, ты делаешь это и-з-у-мительно, — пропела Филиппа, проводя изящной рукой по его груди. — Как, по-твоему, скоро удастся это повторить?
Джек усмехнулся:
— Дай мне несколько минут, и станет ясно.
Ее пальцы двинулись вниз с явным намерением помочь ему. Джек нежно остановил ее руку.
— Филиппа, что касается загородной вечеринки на следующей неделе...
— Да? — Она склонилась над ним, чтобы он беспрепятственно мог видеть ее обнаженную грудь и длинные пряди темных волос, ниспадающие ей на плечи весьма соблазнительным образом. — Только представь, как мы там позабавимся! С нетерпением жду, когда смогу тайно прокрасться в твою комнату. Или ты в мою?
— Прости, дорогая, вряд ли это возможно.
— Что ты имеешь в виду? Обещаю, тебе не придется скучать.
Джек покачал головой:
— К сожалению, я не смогу приехать на вечеринку.
Улыбка Филиппы тут же исчезла.
— Не понимаю. В это время года ты всегда уезжал за город.
— В этот раз не получится.
Джек сел и, приводя себя в порядок, думал о записке Данверса, полученной утром. Тот сообщал ему о планах Грейс на остаток лета и осень.
— Я еду в Бат, — мрачно произнес он.
Филиппа громко, от души засмеялась:
— О, ты меня разыгрываешь. Джек Байрон в Бате, конец света! Полагаю, сейчас еще ты мне скажешь, что едешь в это ужасное место на воды.
— На самом деле я отправляюсь туда ради невесты.
Зеленые глаза Филиппы расширились от изумления.
— Как! Ты женишься?
— Похоже на то.
Не упоминая имен и конкретные условия его соглашения с Данверсом, Джек рассказал любовнице о своем затруднительном положении.
— Как видишь, это единственно возможное решение, — закончил он. — Мне не хотелось говорить тебе об этом, но, думаю, правда все же лучше. К чему недомолвки?
Выскользнув из постели, Филиппа накинула на себя поднятый с пола шелковый пеньюар и обернулась.
