– Конечно, непросто, – серьезно произнес он.
Общий танец закончился, и танцующие собрались возле стойки бара, заказывая себе прохладительные напитки, а музыканты переключились на тягучую западную балладу.
– Пойдем, Вирджиния. Проявим отвагу и будем танцевать так, как нам нравится, – предложил Болтон.
Он вывел ее на площадку, и под серебристыми бликами огромного зеркального шара, свисавшего с потолка, прижал ее к себе. Вздохнув, она положила голову ему на плечо.
– Вот это больше похоже на настоящий танец, – произнес он. – Только так должны танцевать влюбленные.
Она чувствовала на своих волосах его дыхание; его голос звучал музыкой в ее ушах. И Вирджиния забыла обо всем, кроме мужчины, державшего ее в объятиях. Они танцевали так, будто были рождены друг для друга, их ноги точно следовали ритму, а их тела слились в идеальной гармонии.
Приподняв ее пышные волосы, он одной рукой стал нежно поглаживать ее шею. Она прикрыла глаза.
– Хм. Чудесно. Я нуждалась в этом, – прошептала ему на ухо.
– В чем ты еще нуждаешься, Вирджиния? – спросил он.
– Что за неприличный вопрос в общественном месте! – наигранно возмутилась она.
– Просто я – неприличный мужчина. – Его руки были требовательны, его прикосновение – чувственным. – Скажи мне, Вирджиния, в чем ты еще нуждаешься?
– В том, что один лишь ты мне можешь дать, Болтон, – призналась она, приподняв голову и взглянув ему в глаза.
– Счастлив это слышать. Сегодня ночью я влезу к тебе в окно, – обещал он.
– Нет. В доме ведь будут девочки… – Мысль о ночи без него была невыносимой. – Я сама приду к тебе.
Тут он вдруг заговорил с ней на древнем языке атапасков, и его слова показались ей волшебным заклинаем. Даже когда он умолк, сама тишина была столь чудесна, что не хотелось ее нарушать.
– Это было невероятно прекрасно, – прошептала она. – Переведи, пожалуйста.
– Когда луна приплывет вниз и прикоснется к матери-земле, тихо подойди ко мне и ложись на серебряную дорожку, и наши тела станут позолоченными суденышками любви, – проговорил он.
– Поэзия апачей. Мое сердце разрывается от такой красоты. Кто автор? – спросила она.
– Я, – признался Болтон.
– Ты? Они напечатаны? – допытывалась изумленная Вирджиния.
– Нет. Они когда-нибудь будут принадлежать миру. А пока принадлежат мне, и я распоряжаюсь ими по своему усмотрению, – заявил он.
– Я так рада, что ты подарил их мне, – с благодарностью ответила Вирджиния.
– Я не только подарил их тебе, я написал их для тебя, – тихо произнес Болтон.
– Когда? – ее удивлению не было предела.
– Вечером, когда был сослан в коттедж для гостей, – ответил он.
Она улыбнулась.
– Я думала, ты работал над статьей, – сказала она.
– И над статьей тоже, – заверил ее Болтон.
– Ты удивительный мужчина, Болтон Грей Вульф, – с восторгом прошептала Вирджиния.
– А ты замечательная женщина, – он сильнее прижал ее к своей груди.
Они были так поглощены друг другом, что не заметили, когда ансамбль прекратил играть.
– Я люблю тебя, Вирджиния, – в очередной раз шепнул он.
– Не будем об этом сегодня, Болтон, – попросила она.
– Хорошо. Но придет время, и мы будем об этом говорить, – заявил он.
– Болтон… Музыка прекратилась, – вдруг заметила она.
– Не для меня, – усмехнулся он.
– Ты неисправим, – она посмотрела ему в глаза.
– А ты раскраснелась. – Он поцеловал ее в горячие щеки. – И напоминаешь розу.
Болтон отвел ее к столику, за которым их ждали Кэндас и Мардж. Вирджиния не стала уклоняться от их взглядов.
– Великолепная группа, – говорила она, стараясь выглядеть, как обычно.
Кэндас зло смотрела на их переплетенные руки и на разгоряченное лицо матери. Мардж уставилась на свой стакан с кока-колой.
– Группа объявила перерыв пять минут назад, – заявила Кэндас.
– А мы и не заметили, – ответила Вирджиния.
– Ну конечно. – Кэндас схватила свой стакан, но он вдруг выпал из ее дрожащей руки. Тепловатая кола пролилась ей на колени. Девушка с досадой посмотрела на Вирджинию, будто мать была виновата в этом, и бросилась в туалетную комнату.
– Кэндас… обожди. – Вирджиния беспомощно повернулась к Болтону.
– Иди за ней, – подсказал он.
– Как ты могла? – Кэндас набросилась на Вирджинию, едва та вошла в туалетную комнату.
– Что я тебе сделала, Кэндас? – ровным голосом спросила Вирджиния.
– Ничего! Только лапала Болтона Грея Вульфа на глазах у всех! – в сердцах воскликнула Кэндас.
– Я не лапала, я танцевала, – спокойно произнесла Вирджиния.
– Оставь меня. – Кэндас прислонилась к раковине, комкая в руках сырые бумажные полотенца.
Лицо дочери выражало злобу и презрение, и Вирджиния поняла, что всякие слова здесь бессильны. Лучше уйти, чем тратить время на бесполезные оправдания.
– Ладно, – сказала она, направляясь к двери. – Я тебя оставляю.
– Ты опозорила меня перед моими друзьями! – воскликнула Кэндас.
– Опозорила тебя? – Два красных пятна на щеках были единственным проявлением ее гнева. – К твоему сведению, я разведенная женщина, которая танцевала со свободным мужчиной. Я не понимаю, как это могло тебя опозорить, Кэндас.
– Что за глупости! Да ты просто повисла на нем! – злилась девушка.
– Это называется медленным танцем, – объяснила Вирджиния.
– Это называется – не стесняться на публике! – огрызнулась Кэндас.
Неужели все выглядело так откровенно? Она была с Болтоном, и ей было трудно видеть себя со стороны.
– Кэндас, мне жаль, что мы привели тебя в замешательство. Конечно же, я этого не хотела, и Болтон, я уверена, тоже. Мы просто весело проводили время, – она попыталась оправдаться, но где-то в глубине души начинало зарождаться чувство вины.
– Публично… в танцевальном зале… на глазах у всех моих друзей. – Кэндас принялась ожесточенно тереть пятна на джинсах.
– Избавь меня от нравственных проповедей, Кэндас. Мне известно, что мать Джейка встречается с мужчиной, как и мать Кима. И я не вижу здесь никакой разницы, – защищалась Вирджиния.
– Разница в том… – Кэндас отступила назад и бросила мокрые полотенца в мусорную корзину. – Матери моих друзей не появляются на людях с мужчинами, годящимися им в сыновья.
Вирджиния окаменела, будто ей дали пощечину. Именно тогда, когда она стала забывать про разницу в возрасте, собственная дочь грубо напомнила ей об этом.
– Вряд ли я могла бы быть матерью Болтона, – сказала она.
– Тринадцать лет. Я умею считать, – язвительно прошипела Кэндас.
– Да, ты считаешь неплохо, – согласилась Вирджиния и, развернувшись на каблуках, вышла из туалетной комнаты.
Она держалась превосходно, но хватило ее ненадолго. Она свернула в небольшой холл, ухватилась за края фонтанчика и подставила лицо под прохладную струю воды. Капли попали ей на воротник и замочили перед хлопчатобумажной блузки, но это ее не волновало. Ей хотелось поскорее покинуть место, где она выставила себя дурой перед собственной дочерью.
