на улицы жилого квартала, где находилась больница. — Если хочешь сориентироваться, можно зайти в этот магазин — там в отделе перчаток висит карта Веллингтона.
Но Эйден не желал ориентироваться, ему больше нравилось ездить по улицам, рассматривая дома и дорожные знаки.
— А почему мы здесь? Почему мы живем в Веллингтоне?
— Это один из самых престижных спальных пригородов Бостона, — пожала плечами Джилл.
— А друзья у нас тут есть? — Он уже узнал, что родственников в Веллингтоне ни у него, ни у нее нет.
— Друзья? Есть, конечно. — Она резко затормозила перед светофором и поспешила добавить: — Скорее не друзья, а хорошие знакомые.
Занятому по горло Эйдену было не до того, чтобы заводить друзей.
— Веллингтон называют городом-садом. Я читала, что во время революции в этом парке обучалось местное ополчение.
Стараясь получше разглядеть городской сад, Эйден изо всех сил перегнулся вперед, натянув могучими плечами пристежной ремень.
— А сейчас мы находимся в центре города. Здесь спокойно и тихо. Большинство домов относится к девятнадцатому веку. Но попадаются и постройки восемнадцатого.
Она заметила, что глаза Эйдена блестят — так ему все интересно.
— Ты обычно постригался здесь. — Она ткнула пальцем налево.
— В парикмахерской под названием «Сущее наслаждение»?
— Да, — рассмеялась Джилл при виде его радостного лица. Он вспомнил!
— Так как давно мы здесь живем?
Джилл уже открыла рот, чтобы ответить, но спохватилась:
— Лучше ты со временем сам вспомнишь.
Эйден добродушно заворчал — ему надоело слышать эту присказку, — но вдруг насторожился.
— Нельзя ли остановиться на минуту?
— Что за вопрос! — Она съехала на обочину перед редакцией ежедневной городской газеты.
Эйден всем корпусом подался вперед и жадно впился глазами в улицу перед ним.
— Что-то она мне напоминает… но смутно, очень смутно.
Неожиданно он опустил со своей стороны стекло и втянул носом воздух. В то же время его глаза остановились на маленьком ресторанчике на углу.
— Я бывал здесь когда-нибудь?
— Да. — Джилл даже задрожала от волнения. — Мы ходили сюда много раз. Это твой любимый ресторан. В Веллингтоне, во всяком случае.
Эйден откинулся назад, довольный собой, как мальчишка, хорошо ответивший урок, и провел рукой по губам.
— Хочу есть! Хочу телячью отбивную!
Джилл засмеялась, съезжая с обочины.
— Да, да, именно это ты всегда и заказывал. Вскоре они достигли делового центра города и поехали по Голландской дороге, приводившей в конце концов к их дому.
— Мы живем в новом жилом массиве, примерно в трех милях к югу от центра, — пояснила она. — У нас участки при домах составляют не менее акра, и расположены они на берегу озера. Правда, по сути дела, это не озеро, а пруд, но так уж его называют. Да и дома отличные — все построены по индивидуальным планам.
Джилл взглянула на мужа. Он с такой силой вцепился в сиденье под собой, что на его руках отчетливо обрисовались вены.
Но заговорил он тоном спокойным и уверенным:
— Как здесь хорошо! Спокойно. Я люблю лес.
Нет, тон был скорее не спокойный и уверенный, а решительный.
Джилл крепче стиснула руль. Она не могла позволить себе расслабиться. Как гласит известная пословица: «Ноготок увяз — всей птичке пропасть».
— А это аллея Тейлора, — пояснила она, въезжая в каменные ворота, обсаженные нарциссами и гиацинтами. — Она окружает все озеро.
— Аллея Тейлора! — тихо повторил Эйден, закладывая это название в память.
Когда показались первые дома, Эйден аж присвистнул.
— Чем же это я, черт возьми, занимаюсь, что могу жить в подобном доме?
Джилл не могла удержаться от смеха.
Они съехали с кольцевой аллеи, поднялись на небольшой холмик и свернули на дорогу, где стоял их дом. «Дубовая аллея», — прочитал название Эйден. Отсюда открывался прекрасный вид на залитое солнечным светом озеро, поверхность которого блестела словно серебряная. Джилл замедлила ход и завернула на отрезок, ведущий к дому. Эйден издал преувеличенно громкий, но тем не менее вполне искренний вздох восхищения.
— Неужели мы можем позволить себе иметь такой дом?
— Уж как-нибудь, — сдерживая смех, ответила Джилл.
Пока они подъезжали к дому, рот Эйдена так и оставался открытым от удивления. Джилл выключила двигатель, но едва она потянулась к ручке дверцы, как Эйден ее остановил.
— Погоди, Джилл, — произнес он, не сводя глаз с внушительного здания в колониальном стиле. — Если я не смогу работать, как же мы…
— У тебя большое пособие по нетрудоспособности, — успокоила она его. — И страховку ты получишь приличную.
— А-а-а, — кивнул он, но глаза оставались беспокойными.
— Кроме того, авиакомпания также должна выплатить компенсацию. Ее представитель уже дважды со мной встречался. Чек поступит не раньше чем через две недели, но сумма будет весьма значительной.
Лицо его выразило облегчение.
— Да? Значит ли это, что в случае чего я могу даже и не работать?
Джилл понимала его беспокойство — он, очевидно, не мог припомнить, чем занимался в своей Эй- Би-Экс. Она знала, что это крупная корпорация, каким-то образом связанная с электроникой. Но не более того. Будь она на его месте, ей бы тоже захотелось бросить такую работу.
Но сказала она диаметрально противоположное:
— Ты — и не работать? Представляю себе. Да чтобы ты не работал, тебя надо связать по рукам и ногам и засунуть в смирительную рубашку.
Она помогла ему выйти из машины и подняться по каменной лестнице к входу в дом. Уже около двери она как бы между прочим заметила:
— Да, кстати, няню зовут…
— …миссис О'Брайен, — подхватил он. — И она не знает, что я дурак дураком.
Джилл рассмеялась. Не то чтобы в словах Эйдена было что-то смешное, но произнес их он уж очень непринужденно, безо всякого смущения.
Войдя в дом, она положила сумочку на столик в передней между вазой с живыми цветами и горшочком с сухими духами, помогла Эйдену снять пиджак, повесила его в шкаф и лишь тогда разделась сама.
Оглянувшись, она увидела, что Эйден по-прежнему стоит в дверях и озирается с видом гостя, впервые пришедшего в дом.
— Проходи! — пригласила Джилл.
Опираясь на костыль, он двинулся вперед, с тоской поглядывая на лестницу, ведущую на второй этаж.
— Ты вполне уверена, что мы живем в этом доме, а не на ранчо, мимо которого проезжали?
— Ты же сам его выбрал! — поддразнила она его.
— А ты, видно, не в восторге от моего вкуса.