— А-а-а.
И Джилл снова почувствовала на себе взгляд Эйдена — «тот»,
— Из-за меня ты не идешь на работу? Если тебе надо уйти, я тебя не держу ни секунды.
— Нет, нет… Я сижу дома с ребенком.
— А-а-а… — Его, видимо, немного смутило, что он не знает такой существенной подробности ее жизни. Эйден поспешил улыбнуться. — Это хорошо, что ты сидишь дома с ребенком. Слишком часто в наши дни родители спихивают детей в чужие руки. Ничего хорошего в этом я не вижу. А ты?
— Я тоже. — Джилл никогда не пришло бы в голову, что у Эйдена может быть собственное мнение на сей счет. — Не хочешь чего-нибудь выпить? Может, еще чашечку кофе?
— С удовольствием. Я пью черный, с одним куском сахара. — После небольшой паузы он сказал: — Впрочем, нет. Знаешь, чего мне на самом деле хочется? Холодного солодового пива в высоком запотевшем стакане.
— С каких пор ты полюбил пиво? — в очередной раз удивилась Джилл.
— Да я всегда его любил, разве ты не помнишь?
Эйден говорил так искренне, что она усомнилась в надежности своей памяти. Неужто она когда-то знала об этом пристрастии, а впоследствии забыла? Да нет же, муж всегда предпочитал более крепкие напитки. Но она, разумеется, должна угодить ему.
— Пиво так пиво. Я мигом.
Взяв из автомата банку пива и принеся ее Эйдену, она стала свидетельницей того, как он привычной рукой сдернул крышку, с наслаждением сделал несколько глотков и облегченно вздохнул.
Джилл, не веря своим глазам, смотрела на мужа, не переставая поражаться мужчине, проснувшемуся сегодня утром в телесной оболочке Эйдена. Об амнезии она, можно сказать, не знала ничего, но ей казалось маловероятным, чтобы временная потеря памяти могла столь коренным образом изменить сущность человека.
Эйден тем временем отодвинул корзину с цветами и, усевшись на подоконник, снова вперил в нее свой взор.
— Значит, ты моя жена.
Чувствуя на себе его изучающий взгляд, она сглотнула слюну и кивнула.
Глаза его вспыхнули, губы раздвинулись в улыбке.
— Ну что ж, у меня был хороший вкус.
У Джилл что-то екнуло внутри. Не успела она обрести душевное равновесие, как Эйден сделал еще одно неожиданное замечание:
— У тебя на правом бедре маленькая родинка.
Оправившись от изумления, Джилл рассмеялась:
— Да.
— Я только что вспомнил.
— Это замечательно! — воскликнула она. И в самом деле — замечательно. Из всего прошлого он помнит то, что касается ее! Доктор Грогэн был прав. — Признаться, я не очень-то верила в то, что память к тебе вернется, но теперь вижу — она возвращается. Значит, все уладится.
— Конечно, конечно. Садись. Нам надо еще о многом поговорить.
Глава третья
Несмотря на оптимистические предсказания врача, за время пребывания в больнице Святого Луки Эйдену удалось вспомнить совсем немногое из своей прежней жизни. Это нисколько не волновало медицинский персонал, но Джилл была обеспокоена. В первую очередь, конечно, здоровьем Эйдена, но не последнюю роль в ее страхах играла его профессиональная непригодность. Амнезия, бесспорно, заболевание необычное, к тому же, по мнению врачей, преходящее, тем не менее все, даже люди не сведущие в медицине, отнесут его к психическим неполадкам. А к последним обычно относятся с необоснованными предрассудками и боязнью. Когда Эйден выздоровеет, авторитет мужа на работе может пошатнуться, если возникнут сомнения в его способности к административной деятельности. Как бы Эйдена не понизили в должности или даже не уволили! Вот чего опасалась Джилл.
Поэтому, посоветовавшись с доктором Грогэном, она решила кое-что скрыть от коллег Эйдена. Ранения оказались серьезнее, чем показалось с первого взгляда, и его отсутствие может затянуться, сообщила она им.
И своему другу Эрику она тоже ни словом не обмолвилась об амнезии Эйдена. Почему — она и сама не могла себе толком объяснить. С одной стороны, ей было бы легче, имей она рядом человека, которому можно начистоту выложить все свои трудности и опасения. С другой — непонятно почему, — в этом деле ей хотелось быть заодно с Эйденом и защитить его со всех сторон.
— Ты намерена позволить ему вернуться в твой дом? — поинтересовался Эрик на третий день пребывания Эйдена в больнице. Он отвозил сына в школу и на обратном пути заскочил к Джилл.
— А что же мне еще остается? — Джилл начала раздражать недоброжелательность Эрика по отношению к Эйдену. — К тому же мы женаты уже несколько лет, лишняя пара недель ничего не изменит.
— Ты еще об этом пожалеешь. Вот увидишь.
— Может, и так, но еще больше пожалею, если его не пущу.
Она поставила на стол две чашки кофе и опустилась на стул.
— После всего, что ты от него натерпелась… — Эрик сжал губы и как бы в отчаянии покачал головой. — Только не говори мне, Джилл, что ты еще питаешь к нему какие-то чувства.
— Я и не говорю. Но совесть не позволяет мне поступить иначе. Я это делаю не ради него, а ради собственного спокойствия. А теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.
Но в действительности Джилл испытывала к Эйдену какое-то странное чувство. Возможно, это была жалость.
Нельзя сказать, чтобы он вызывал ее своим поведением. Держался он молодцом. Опираясь на костыль, ходил по палатам, заговаривая с менее удачливыми, чем он, пациентами. Одет Эйден был уже не в больничный халат, а в джинсы и рубашку, принесенные Джилл из дому.
Ему нравилось играть с ней в карты, он радовался при выигрыше и ворчал, проигрывая, но и то и другое беззлобно и весело. Не раз она видела, как он забавы ради заигрывал с пожилыми санитарками и сестрами, а они добродушно отшучивались. Он даже был способен острить по поводу своей амнезии.
Нет, нет, Эйден не нуждался в жалости, особенно со стороны Джилл. Так ей, во всяком случае, казалось до предпоследнего дня его пребывания в больнице…
Джилл застала его у окна. Он смотрел, не отрываясь, на автомобили, идущие мимо к парковке.
— Ты боишься покинуть больницу? — видя его состояние, мягко спросила она.
— Да, — глухо ответил Эйден.
Внешне казалось, что амнезия нисколько его не беспокоит. Но это, конечно, не так. Должно быть, страшно сознавать, что ты ничего не помнишь. Словно находишься в подвешенном состоянии в кромешной тьме, не имея представления ни о времени, ни о месте, ни о пространстве.
И тут Джилл обнаружила, что и она испытывает некий страх, но по иной причине. Рядом с ней стоял совсем другой человек, не похожий на того Эйдена, которого она знала прежде. А вдруг она полюбит эту новую странную разновидность Эйдена?
Он обвел глазами темнеющий ландшафт и со вздохом промолвил:
— Ничего я не помню. Ничегошеньки не узнаю. Понимаю, что должен бы знать, а не узнаю. — В его голосе явственно звучала тревога.
