умерла, просто ее перевели в другое место. Все мои усилия были напрасны. Я вышел на улицу под палящее солнце и поплелся к трамвайной остановке. Лишь в трамвае я вспомнил про подарки. Я оставил их где-то там, в больнице, в одной из многочисленных комнат ожиданий, даже не помню в какой. Плевать. Мрачный, я возвращался в Банкер-Хилл.
Если ее перевели, то это обязательно будет государственное или административное учреждение, потому что у Камиллы нет денег. Деньги. Вот у меня были деньги. Все три кармана моих брюк были напичканы деньгами, и еще есть дома в других брюках. Я бы мог собрать их и отвезти им, но ведь они даже не удосужатся сказать мне, что с ней случилось. Для чего же тогда деньги? Я так и так их потрачу! О черт, эти больничные коридоры, пахнущие эфиром, эти загадочные доктора, разговаривающие тихими голосами, их молчаливые, сдержанные сестры, они совсем сбили меня с толку. Я вылез из трамвая в полном отупении. Подымаясь на Банкер-Хилл, я остановился на полпути, сел на ступеньку и стал смотреть на город, распростершийся под моими ногами в сером мареве истекающего дня. Жар поднимался от этого марева и шибал в ноздри. Над городом плавала белая, словно туман, пелена, но это был не туман, это простирался дух пустыни, мощные струи, тянущиеся из Мохаве и Санта-Эна, бледные пальцы опустевших земель, вечно шныряющие в поисках своих похищенных детей.
На следующий день я выяснил, куда они отправили Камиллу. Из аптеки в центре города я позвонил по межгороду на коммутатор Федерального института психиатрии в Дел-Мария. Я спросил у телефонистки имя дежурного доктора.
— Доктор Дэниелсон, — ответила девушка.
— Соедините меня с его кабинетом.
Послышался щелчок, и другой женский ответил:
— Приемная доктора Дэниелсона.
— Это доктор Джонс, — размеренно заговорил я. — Соедините меня с доктором Дэниелсоном. Это очень срочно.
— Одну минутку.
Возник мужской голос:
— Говорит доктор Дэниелсон.
— Здравствуйте доктор. Это доктор Джонс, Эдмонд Джонс из Лос-Анджелеса. Из нашей городской больницы к вам поступила мисс Камилла Лопес. Как она?
— Пока ничего не можем сказать. Обследование только началось. Простите, вы сказали Эдмонд Джонс?
Я повесил трубку. Наконец-то я знал, где она. Но знать — это одно, попытаться увидеть ее — совсем другое. Похоже, об этом не могло быть и речи. Я поговорил со сведущими людьми. Во-первых, вы должны быть родственником пациента, и нужно доказать это. Во-вторых, требуется написать заявку на свидание, и после того как они все проверят, вас вызовут. Посылать больным письма и передачи нельзя. Нет, я не поехал в Дел-Мария. Я и так сделал все, что мог. Она стала душевно больной, и это уже точно не мое дело. И вообще, она же любила Сэмми.
Время шло, начались зимние дожди. В конце октября я получил для подтверждения корректуру книги. У меня появилось новое приобретение — «форд» 1929 года. Это был кабриолет, и бегал он быстрее ветра. Когда дожди прекратились, я стал совершать долгие прогулки вдоль голубого побережья: Санта-Барбара — Сант-Клемент — Сан-Диего. «Форд» катил вдоль белой разделительной полосы, сверху мерцали яркие звезды, мои ноги на приборной доске, в голове роятся планы относительно следующей книги. Так протекали дни и ночи, сливаясь в волшебный сон, о котором я не смел и мечтать. Я рыскал по городу на своем «форде», отыскивая таинственные аллеи, глухие парки, останки старых домов, свидетелей ушедших времен. Я дневал и ночевал в своем «форде», останавливаясь изредка, чтобы заказать гамбургер и кофе в незнакомых придорожных кафе. Это была жизнь для настоящего мужчины: странствовать, останавливаться и снова пускаться в дорогу, всегда в движении, белая линия вдоль извилистого побережья, можно расслабиться за рулем, закурить сигарету и попробовать отыскать хоть какой-нибудь смысл в этом озадачивающем пустынном небе.
Однажды ночью я проезжал мимо того места в Санта-Монике, где мы купались с Камиллой в наш первый вечер. Я остановился и стал смотреть на пенящиеся буруны, окутанные таинственной дымкой. Я вспоминал обнаженную девушку, резвящуюся в дикой свободе ночи. Ох уж эта Камилла, девочка моя!
Однажды, это было уже в середине ноября, я прогуливался по Спринг-стрит, заглядывая по пути в комиссионные книжные лавки. «Колумбийский буфет» находился всего в квартале от меня. «Да черт с ним, — подумал я, — в память о добрых старых временах», — и решил заглянуть в бар, выпить пива.
Теперь я считался старожилом и мог по праву смотреть на все со снисходительной ухмылкой, вспоминая былые времена, когда это место было действительно чудным заведением. Не то что теперь. Никто не узнавал меня — ни новая официантка с забитым жвачкой ртом, ни две музыкантши, до сих пор мусолящие посредством скрипки и пианино «Сказки венского леса».
Только толстый бармен признал. Стив или Винс, а может быть Винни, или еще как.
— Давненько тебя не было видно, — бросил он мне.
— С тех пор как ушла Камилла, — уточнил я.
Он причмокнул языком.
— Скверная история. Жалко девчонку. Чудное дитя.
И на этом все. Я выпил еще пива, затем еще. Когда он налил мне четвертую кружку, я сразу заказал еще пару для нас обоих. Так пили мы с час. Затем он вынул из кармана газетную вырезку и положил передо мной.
— Видел вот это?
Я взял клочок бумаги, на котором было не больше шести строк:
«Местная полиция разыскивает Камиллу Лопес, двадцати двух лет от роду, жительницу Лос- Анджелеса, чье исчезновение из Дель-марийского института психиатрии было обнаружено вчера вечером».
Газета была недельной давности. Я оставил свое пиво и поспешил в отель. Что-то подсказывало мне, что она придет. Я ощущал ее желание вернуться в мою комнату. Пододвинув стул к окну и забросив ноги на подоконник, я курил и ждал. Свет не выключал. Я был почти уверен, что она явится, ведь, кроме меня, ей идти было некуда.
Но она все не шла. Я переместился на кровать, но свет оставил включенным. Последующие день и ночь я не покидал своей комнаты, ожидая звона камешка о стекло окна. По истечении третьей ночи ожидания моя уверенность стала убывать. Нет, она не придет сюда. Она будет пробираться к Сэмми, к тому, кого она по-настоящему любит. Последний человек, о ком она вспомнит, будет Артуро Бандини. Ну что ж, это меня вполне устраивает. В конце концов я теперь писатель, у меня есть роман и несколько рассказов.
На следующее утро я получил ее первую, из последующей серии, телеграмму — просьба выслать деньги на имя Риты Гомес через Вестерн Юнион в Сан-Франциско. Телеграмма была подписана Ритой, но кто скрывался за этим именем, у меня сомнений не возникало. Я послал двадцать долларов и написал, чтобы она двигалась на юг в район Санты-Барбары, где мы смогли бы увидеться. В ответ она телеграфировала:
«Двигаюсь на север извини спасибо Рита».
Вторая депеша прибыла из Фресно. И снова она просила денег: выслать на имя Риты Гомес телеграфом. Между первой и второй телеграммами прошло всего два дня. Я поехал в центр и отослал пятьдесят. Я сидел перед бланком перевода и силился сочинить послание, но так ничего и не придумал. Деньги ушли без сопроводительных слов. Что бы я ни сказал Камилле Лопес, ей абсолютно без разницы. Возвращаясь в отель, я дал себе клятву: денег от меня ни Гомес, ни Лопес больше не получат. Теперь должно быть начеку, настраивал я сам себя.
В воскресенье вечером я держал в руках третью телеграмму того же содержания, что и предыдущие,
