— Скажи лучше, что там. Зачем мне тащиться по этой грязи?
— Я подтяну лодку. Вылезай, не пожалеешь.
Рыбак ловит цепь, и вот уже нос лодки упирается в берег.
—Смотри-ка!
На берегу лежит отличный карп, избавленный уже от всех земных забот. Вокруг разбросаны чешуйки, на голове у него след укуса, и этого укуса карпу, видно, было довольно.
Миклош сдвигает на затылок шляпу.
— Вижу, вижу. Но скажи, что мне делать. Где искать? Я знаю эту реку как свои пять пальцев, знаю берега, окрестности и, стыдно признаться, ничего не могу сделать. Может, зимой…
— Ее нора, стало быть, в таком месте, что мы и не догадываемся.
— Не знаю, но коли жив буду… Впрочем, прекрасная рыба, жирная…
— Возьми ее, — махнул рукой рыбак, — она еще свежая, похоже, всего несколько часов лежит здесь.
— Ну, тогда перевези меня на ту сторону.
— Ага, — улыбнулся Янчи.
Он хорошо знал, что рано или поздно рыбак попадает в сеть, а егерь — в западню.
—Перевезу, Миклош. Поосмотришься там немного, ведь сейчас тебя там наверняка не ждут.
Вода пролепетала, что ничего верного на этом свете нет, но кто поймет ее речи? Ни Янчи, ни Миклош не поняли. И стоило ли ей говорить, что из чердачного окошка мельничиха давно уже наблюдает за двумя мужчинами ?
— «Что они там делают? — размышляет она. — Может, пьют вино? Нет, не пьют. На что-то глядят».
Она поднялась на чердак за охвостьем и выглянула в окошко.
В девяноста девяти случаях из ста она не видела оттуда ничего, кроме привычного пейзажа, но на этот раз выглянула не напрасно. В кухне не метен пол, на столе гора грязной посуды, в комнате все разбросано, как на ярмарке. Вот стыд-то будет, если эти двое заглянут к ним. Она хватает пустую корзину и сбегает вниз по крутой лестнице, только неторопливо крутящееся колесо смотрит ей вслед.
—Миклош и Янчи едут сюда, — шипит она на дочку. Мельничиха больше ничего не прибавляет, но сейчас не до разговоров. Летят куда-то подушка, ботинки, гребень; дрова — в печь, посудное полотенце — на винные стопки, метла проносится, точно молния…
—А твои волосы!.. Пощипли себе немного щеки, ты бледная, как мел. Вот белый фартук… Положи сала на сковороду… Пригласи их в комнату. Если сюда придут, палинки им подай, а потом и я войду. Белый фартук, белый, бестолочь!
Она тут же скрывается за дверью, бежит в конюшню. Эстер закрывает окно, а в это время двое мужчин вылезают из лодки и идут по берегу к мельнице.
— Может, мы слишком рано заявимся, — волнуется егерь.
— Вовремя, — отмахивается от него рыбак. — Сейчас ты увидишь их дом, когда в честь тебя не выметены все углы. — И он громко стучит в кухонное окно.
— Можно пожелать вам доброго утра?
— Ах, ах, — краснеет Эстер. — У нас неприбрано. Кто так рано ждет гостей?
— Да я ему говорил, — пожирая глазами девушку, оправдывается Миклош, — но Янчи такой упрямый…
— Вы уж не обессудьте, пожалуйста…
Кухня сверкает чистотой, воздух в комнате чистый и теплый, оконное стекло блестит в лучах солнца. На Эстер полотняный фартук. Руки у нее полненькие. Как ловко она поворачивается, как ловко наливает палинку.
—Прошу вас… Нет, нет, мне не надо, мне это слишком крепко.
Миклош наслаждается палинкой, чистотой, порядком, покоем, уютом и надеждой на будущее.
—Ой, дочка, дочка, — открывает дверь обрадованная мельничиха. — Что люди скажут? Все раскидано, не прибрано… У нас хлопот полон рот. Наливай, Эсти! Мужчины любят с утра пораньше выпить винца. Муженек мой говорит: кто не пьет, тот не мужчина.
—В меру! — елейным голосом прибавляет Миклош. Осушив стопку, он встает, потому что входит хозяин,
мельник пожимает руку ему и рыбаку, не замечая строгого взгляда жены, наливает себе палинки и чокается с гостями.
— Ну, парни, проходите сюда. Что вы тут мешкаете? — Взгляд его падает на Эсти. — Сваргань поскорей яичницу, а то мы помираем с голоду.
— Не хлопочите, мы не затем пришли, — возражает Янчи.
— А тебя никто не спрашивает. Эсти, может, найдется у нас копченая колбаса? — заглянув в кухню, кричит хозяин.
На воде качается лодка, время от времени волны с шумом ударяются о ее борт, точно говоря: очень жаль, но мы не можем больше их ждать. И река права — она старше, чем люди, — когда гости садятся
