причине. Мама силой ввела Бриджет в нашу семью, в наш мир, даже не спросив нас. Но, Ричард, не создавай проблемы сам. Ты живешь с женщиной, которую не можешь по-настоящему любить. Будь честен и с ней, и с собой.
— Я всегда был честен, мама, и мне неприятны твои домыслы о том, будто я не подумал как следует о моих отношениях с Бриджет.
— Это не домыслы, Ричард. Это правда. Поверь мне, если ты не способен осознать свои настоящие чувства сейчас, то вся твоя остальная жизнь под угрозой.
— Не говори глупостей… — фыркнул Ричард.
Но Кэти остановила его.
— Это не глупости. Выслушай меня. Если хочешь, можешь отрицать, что твое сожительство с Бриджет означает то, что состояние мамы останется в нашей семье и под твоим контролем. Разве не могло случиться, что твое чувство к Бриджет окрепло именно после того, как ты понял, что она наследница твоей бабушки? Имел бы ты столь же серьезные намерения в отношении нее, решился бы на это так же быстро, если бы эта молодая женщина по-прежнему оставалась сиделкой?
Ричард резко вскочил с места. Прелестное маленькое кресло, на котором он сидел, с глухим стуком упало на пол. Он возвышался над своей матерью, смотревшей ему прямо в лицо. Он любил ее. В ней так многое восхищало его — энергия, деятельность, решительность. Но того, что он обожал в ней, он больше не видел. Чувство юмора и умение играть честно — все это ушло без следа. Она свела свою рассудительность к простому уравнению и решила его не в пользу Ричарда.
— Да, мама. Я поступил бы точно так же. Я любил бы ее, если бы она оставалась прислугой. Дело не в этом.
— Я не говорила, что ты воспылал к ней потому, что она стала богатой, — насмешливо сказала Кэти.
— Я знаю. Ты только сказала, что появился дополнительный стимул любить Бриджет: если я женюсь на ней, я смогу держать под контролем бабушкины деньги, и они останутся в семье. Хорошо. Но знаешь ли, у Бриджет свои собственные планы насчет этих денег. И я сомневаюсь, что смог бы контролировать капитал даже если бы захотел. Да, я даю ей советы. Но контролировать ее — никогда.
— Грань между советом и контролем весьма зыбка, Ричард, — заметила Кэти.
— И я не переступил ее. Я люблю Бриджет и намерен жениться на ней. Я сегодня пришел сюда с надеждой, что ты поймешь: я нашел в Бриджет то, что вы с отцом нашли друг в друге много лет назад.
— Я никогда этого не пойму, — прошептала Кэти, глядя в окно и не желая признавать правоты слов Ричарда.
— Неправда. Ты можешь это понять, просто не хочешь. И знаешь что? Это ужасная потеря. Я никогда не думал, что ты можешь быть несправедливой, ограниченной или недоброжелательной. Я так гордился твоей открытостью. Когда матери других детей сплетничали, ты просто не обращала на них ни малейшего внимания. Когда, взрослея, я совершал ошибки, когда я, будучи молодым юристом, разрывался между тем или иным нравственным решением, ты никогда не говорила мне, как мне поступать, отвечать или чувствовать. Я никогда не слышал из твоих уст пренебрежительных слов. А сейчас ты проклинаешь женщину, которая не сделала тебе ничего. Ты ведь не ее ранишь, мама. Даже не нас двоих. Моя любовь защищает Бриджет, а ее любовь — меня. Ты делаешь больно самой себе. Ты отталкиваешь тех, кто нежно любит тебя. И из-за чего? Из-за денег? Из-за своих расстроенных чувств? Это такие мелочи по сравнению с тем, что бабушка на самом деле оставила тебе. Бесценные вазы, картины, люстры из французских замков. Если продать это, тебе хватит денег на три жизни. Но посмотри на все вещи в этом доме, прикоснись к ним и ты поймешь, что бабушка оставила тебе бесценное богатство воспоминаний. Она сделала тебя хранительницей всего, что было ей дорого… Но горше всего то, мама, что ты сама обманываешь себя.
Голос Ричарда дрогнул и пресекся от напряжения. Он быстро справился с ним, понимая, что иначе тяжесть выбора, который он должен сделать, сломит его.
— Если ты не посмотришь на ситуацию беспристрастно, то скоро утратишь все, что делало тебя необыкновенной. Мне невыносимо на это смотреть, но невыносимо и жить в такой ненормальной обстановке. Если уж мне дана жизнь, я не намерен проводить ее, тайком выбираясь на встречи с тобой по субботам и пытаясь не говорить с Бриджет о тебе. Дела обстоят именно так, мама, и, похоже, все так и останется. Я принял решение. И надеюсь, что ты сможешь смириться с происшедшим. Если нет, то тебе придется жить без меня.
Ричард медленно наклонился и поставил кресло. Он не поднимал головы, но уголком глаза видел, что его мать сидит выпрямившись и смотрит прямо перед собой. Он взглянул на нее, надеясь, что она ответит ему. Но она молчала.
Он снова тихо заговорил:
— Я люблю тебя, мама. Я пытаюсь не обращать внимания на свою собственную боль. Не добавляй же мне еще страданий. Я не прошу любить ее как когда-то. Никто из нас не может любить по-прежнему. Я только прошу понять и простить бабушку за ее решение и снова вернуться в нашу жизнь.
Ричард ждал. Его пальцы все сильнее сжимали спинку кресла. Он услышал позвякивание колокольчика над дверью, но не повернулся посмотреть, кто бы это мог быть. Все его внимание сосредоточилось на матери. Когда она так ничего и не сказала, Ричард вздохнул, и страдание проявилось на его лице. Но Кэти Хадсон не пожелала посмотреть на него.
— До свидания, мама. Мы будем ждать весточки от тебя. Мы оба.
Кэти Хадсон по-прежнему сидела молча. Она не дрогнула, когда Ричард обошел вокруг стола, чтобы поцеловать ее в щеку. Он вышел прежде, чем Кэти позволила слезе скатиться по щеке.
Бриджет сегодня никак не могла очнуться. Сидеть по утрам до одиннадцати за чаем было не в ее привычках. Но сегодня она разленилась и теперь расплачивалась за это. Она быстро убрала квартиру. Встав под душ, она вдруг поняла, что Ричард, как всегда, будет пунктуален, и ей придется поторопиться, если они собираются пойти на встречу с Джерри. Она уже высушила волосы, но не успела застегнуть джемпер, когда зазвонил звонок. Бриджет бросилась открывать, обрадованная тем, что он пришел почти на пятнадцать минут раньше.
— Ты что, забыл ключ? — воскликнула она, распахивая дверь, не успев застегнуть перламутровые пуговки кашемирового джемпера. Но когда увидела посетительницу, улыбка ее погасла, пальцы застыли. Бриджет оцепенела от изумления.
— Насколько я понимаю, вы ждали Ричарда, — спокойно сказала Кэти Хадсон.
Бриджет кивнула, онемев от изумления и мрачного предчувствия. Все те ужасные слова, которые они наговорили друг другу, снова зазвучали в ее ушах. Кэти, повернувшаяся к ней спиной, вычеркнувшая Бриджет из своей жизни. Слезы. Боль. И теперь мать Ричарда, богатая и известная дама из Сан-Франциско, стояла в дверях дома Бриджет, и в ее лице не было ни гнева, ни мести. Напротив, Кэти походила на человека, пережившего тяжелую болезнь и твердо решившего снова стать здоровым.
— Д-да, — заикаясь, только и смогла сказать Бриджет, приводя себя в приличный вид. — Я…
— Все в порядке. Я знала, что вы уже некоторое время живете вместе. Мы с Ричардом встречались каждую субботу за завтраком, и потому мне известно, как обстоят дела.
— Я не знала, — тихо сказала Бриджет. — Мне жаль, что вам приходилось видеться тайком. Вы должны были встречаться с Ричардом когда захотите.
— Да. Но ничего хорошего из этого не получается, так ведь?
— Но не по моей вине, — твердо сказала Бриджет, чувствуя, как снова ожесточается ее сердце. Решив не позволить Кэти Хадсон разрушить то хорошее, что в было у них с Ричардом, она вздернула подбородок и стала ждать.
— Я знаю, что не из-за вас. Правда, Бриджет, я уже давно знаю, что вас не за что винить. Я просто не хотела признавать, что вы не виноваты. Я была так зла на свою мать, на себя за те чувства, которые я испытывала. Мне кажется, вы оказались здесь мальчиком для битья. Я не представляла, что способна так озлобиться. Я жаждала мести. Ричард, мне кажется, оказался куда рассудительнее. Он, по крайней мере, сумел понять, что, несмотря на всю свою боль, продолжает вас любить. А я даже не снизошла до того, чтобы принять это. Сможете ли вы простить меня?
— О, миссис Хадсон! — прошептала Бриджет. — Конечно! Это было такое тяжелое время для всех
