Торжественно, как личное достояние, вручая Тори Расселу, Бакстер строго потребовал:
— Зак, и чтобы никаких шашней! Привезти и сдать мне из рук в руки! Чтобы у моей малышки никаких обид на тебя не было! Смотри, а то я тебя знаю!
Несколько ошалевший от подобного требования Зак поклялся, что будет паинькой, и долго потом размышлял, что это такое он ляпнул.
— Что это с Рифом? Раньше он мне никогда подобных претензий мне не предъявлял.
Тори возилась с ремнем безопасности, скрывая усмешку, поэтому ответила не сразу:
— Ну, ведь все когда-нибудь бывает впервые, Зак. Разве не так?
С этой аксиомой трудно было не согласиться, и Рассел кивнул, недоумевая, с чего это у нее вдруг такой веселый голос. Может быть, она тоже рада оказаться в его компании? Или он принимает желаемое за действительное? Это было бы крайне неприятно, потому что ему-то ее компания нравится, и очень.
3
К удивлению Рассела, уверенного, что театры не на Бродвее посещаются гораздо реже бродвейских, Опера-театр был полон. Шумная пестрая толпа плавно перетекала из фойе в театральные коридоры и дальше разбредалась по буфетам и барам.
Зак порадовался дальновидности Торы — несмотря на его требование надеть вечернее платье, она была в элегантном, но достаточно скромном костюме. И оказалась права — среди молодежи встречались девушки в обычных джинсах. В общем, публика здесь была куда проще, чем на Бродвее, и драгоценностей, от сверкания которых там рябило в глазах, здесь почти не наблюдалось.
Они с Тори перекусили в буфете на первом этаже, потом пошли в зал занимать свои места в седьмом ряду партера. Тори оглядела зал и блаженно вздохнула.
— Как хорошо! Вот это одно из главных преимуществ жизни в большом городе. Можно выбрать любую сценическую площадку. — Спохватившись, быстро поправилась: — Конечно, если есть деньги.
Эта фраза озадачила Зака.
— А что, у вас с матерью не было денег?
Прежде чем ответить, Тори кисло пожевала губами.
— Ну, это как посмотреть. На еду у нас деньги были, а вот на развлечения — нет.
— Твоя мать работала?
— Всегда, сколько я себя помню.
— А что случилось с твоим отцом?
— Ну, я законнорожденная, если вас это интересует. Но отец оставил нас с мамой еще до моего рождения. Он перевел на мамин счет довольно крупную сумму, но мама никогда не пользовалась этими деньгами. Они казались ей грязными. Как это называется — отступные, да?
Эта тема была так болезненна для Тори, что у нее побелели губы и между бровей залегла тяжелая складка.
— Ваша мама, видимо, очень любила отца, раз ей было так тяжело.
— Ей и сейчас тяжело. Она долго не могла понять, почему он ее оставил. Хотя недавно они встретились, и он ей все объяснил. Но его объяснения показались ей неубедительными.
Рассел хорошо знал, почему мужчина может оставить женщину. И главными причинами здесь были деньги и другие женщины. Правда, иногда встречались и более неприятные вещи — наследственные болезни, или хронический алкоголизм, или даже наркомания.
Зазвучала блистательная увертюра, и разговор прервался. Страстная музыка Бизе лилась в душу, великолепные голоса ласкали слух. Тори сидела чуть дыша, внимая происходившему на сцене, и Зак, пользуясь моментом, исследовал взглядом ее лицо, думая все о том же.
Боже мой, неужели все, что она делает или говорит, только маска? И она в самом деле так порочна, как о ней говорят другие и думает он сам? Или все же нужно поверить шестому чувству, которое упорно твердит ему, что здесь все не так, как кажется? Но не попадет ли он при этом впросак, как малолетний школьник?
Этот вопрос терзал его весь первый акт, поэтому, когда в антракте они вышли в коридор и пошли под руку по темно-синей ковровой дорожке, он даже обрадовался ее встречному вопросу:
— Вы так много обо мне знаете, а вот я о вас почти ничего. Как вы жили?
Рассел припомнил бескрайние степи, распаханные поля и ностальгически вздохнул.
— Да так же, как и все мальчишки Небраски. Катался верхом, водил трактор и работал по дому. Все как у всех.
— У вас была дружная семья?
Этот вопрос поставил его в тупик. С кем сравнивать? У всех вокруг были точно такие же семьи — женщины периодически собирались у кого-то из соседок, чтобы обсудить свежие новости, а мужчины по субботам тусовались в окрестном пабе, чтобы заняться тем же самым.
— Нормальная. Как у всех. С братьями мы, конечно, дрались, как же без этого. Бывало, ходили стенка на стенку с соседними парнями. Но вообще-то жили дружно. Уж слишком многое зависело от взаимовыручки. Случалось ведь всякое — пожары, наводнения. По одиночке можно запросто пропасть. Вы, Тори, наверняка всю жизнь прожили в городе и что такое Великие равнины, не знаете?
Она представила себе бескрайние просторы, по которым молодой Зак Рассел мчится на горячем коне, и улыбнулась.
— Конечно, у меня книжные представления о Великих равнинах. Даже скорее киношные, чем книжные. — И не давая ему времени задать ей вопрос, спросила сама: — А как же вы попали в Гарвард?
Он загадочно приподнял правую бровь.
— А это заслуга моего преподавателя математики. Он вызвал моего отца и сказал, что будет страшным грехом, если тот не найдет денег, чтобы отправить меня в Кембридж. Стипендия как лучшему ученику мне уже полагалась. Отцу стало стыдно, и деньги нашлись. Я их, естественно, семье возместил. Сторицей.
В этом Тори и не сомневалась. Было в Заке что-то надежное, уверенное, и она вдруг позавидовала счастливице, что когда-нибудь станет его женой. От этой странной мысли Тори отшатнулась и гораздо суше, чем намеревалась, сказала:
— Третий звонок. Пора в зал.
После спектакля Зак отвез Тори домой, но остановился не возле подъезда, где их наверняка уже караулил бдительный Риф, а поодаль, за углом.
Повернувшись к ней, мягко попросил:
— Знаете, Тори, не знаю, как у вас в Солсбери, а у нас в Нью-Йорке принято целовать своего кавалера на прощание. Так сказать, в знак благодарности.
— А что принято делать в знак благодарности в Небраске?
Громко расхохотавшись, Зак придвинулся к Тори поближе и легкомысленно прошептал на ушко:
— Там нравы простые, сельские. И поэтому я даже говорить не буду, что там парни на прощание делают с девчонками. — И прильнул к ее губам.
К изумлению Тори, его губы оказались такими сладкими, что она сама потянулась к нему и, нарушая все свои правила, обхватила его за шею.
Когда он, тяжело дыша, оторвался от Тори, у нее возникло неприятное чувство потери. Ей хотелось снова прижаться к нему, чтобы восполнить утрату, но он уже отстранился и хрипло предложил, решив, что после такого поцелуя глупо говорить «вы»:
— Тори, ты не хочешь поехать еще куда-нибудь? В ресторан, например?
Виктории очень хотелось поехать с ним хоть к черту на кулички, но возобладал здравый смысл.
— Нет, спасибо, Зак. Завтра на работу. Надеюсь, ты об этом не забыл? Это Риф может не явиться в офис, прогуляв накануне всю ночь, но ты-то ведь себе такого не позволяешь?
Зак согласно склонил голову, пытаясь совладать с бунтующим телом.
