демобилизованного санитара либо медсестру — это другое дело, это вас устроило бы. Или еще лучше какую-нибудь старушку акушерку. Вот кому вам хотелось бы пришить это дело, но никак не врачу.
— Мне хотелось бы пришить это дело человеку, совершившему преступление, — сказал я, — и никому другому.
— Вам прекрасно известно, кто его совершил, — сказал Уилсон — Отлично известно, черт бы вас подрал!
Я расстался с Уилсоном и поехал домой. Дома я налил себе в стакан водки и положил совсем немного льда. Все уже спали: было далеко за полночь.
Я пил водку и обдумывал все, что мне довелось сегодня наблюдать. Как и говорил Уилсон, все нити преступления вели к Питеру Рендалу. Па сиденье его машины оказались следы крови, и он своими руками уничтожив эту машину, теперь был чист или мог быть чист, не окажись мы свидетелями того, как он сжигал ее.
И тогда — и это также отметил Уилсон— все становилось на свои места. Энджела и Баблз никого не обманывали, утверждая, что не видели Карен: в то воскресенье вечером она уехала к Питеру. А Питер допустил какую-то оплошность, Карен уехала домой, и по дороге у нее началось кровотечение. Она сказала об этом миссис Рендал, которая отвезла ее в больницу в своей машине. Миссис Рендал не знала, что неотложная помощь в таких случаях никогда полицию не вызывает, и, желая замять скандал и спасти честь семьи, возложила вину за аборт на единственного известного ей врача, который эти операции делал, — на Арта Ли. Все выглядело вполне логично.
Все, думал я, кроме одного соображения. Питер Рендал в течение многих лет лечил Карен, знал, что она истеричка. Следовательно, он сделал бы сначала анализ на мышах. Притом она некоторое время назад жаловалась на ухудшение зрения, что говорило о возможности опухоли гипофиза, симптомы которой весьма сходны с симптомами беременности. Зная это, он непременно сделал бы анализ. Выходило, что к Арту Ли послал ее он. Почему? Ведь если бы он считал, что нужно делать аборт, то сделал бы его сам. Опять же, в прошлом он уже дважды оперировал ее, и все сходило благополучно. Как же он мог совершить столь серьезную ошибку на третий раз?
Нет. думал я, логики тут никакой.
ЧЕТВЕРГ,
13 октября
1
Я проснулся с тяжелым сердцем, так, наверное, чувствует себя загнанный зверь, попавший в западню. Было достаточно трудно доказать невиновность Арта Ли; доказать к тому же, что и Питер Рендал невиновен, казалось просто невозможно.
Джудит, взглянув на меня, спросила:
— У тебя плохое настроение?
Я фыркнул и пошел принимать душ.
— Что-нибудь новое? — спросила она.
— Да. Уилсон хочет пришить дело Питеру Рендалу.
Она засмеялась.
— Милому старому Питеру?
— Вот именно, — подтвердил я.
— Против него есть улики?
— Да
— Так им и надо, — сказала Джудит.
— Кому?
— Рендалам.
— Но, Джудит, если Питер не виноват…
Мне уже все равно, кто настоящий виновник. Мне просто хочется, чтобы дело поскорее кончалось и Арта выпустили.
— Я тебя понимаю. — Я натянул пиджак и попытался выкинуть из головы все мысли. Но тут зазвонил телефон. Я не подошел. Минуту спустя Джудит крикнула:
— Это тебя.
Я взял трубку Знакомый басистый голос сказал:
Джон, говорит Питер. Я хотел пригласить вас к себе позавтракать
— Почему вдруг?
— Мне хотелось бы познакомить вас со своим алиби. Устроит вас половина первого?
2
Питер Рендал жил к западу от Ньютона, в небольшом нарядном особнячке. Хозяин встретил меня в дверях, со стаканом виски в руке.
— Джои, входите. — Он провел меня в гостиную. — Что будете пить?
— Ничего. Благодарю.
— Выпейте-ка лучше, — сказал он. — Виски?
— Со льдом. Вы догадались, что Уилсон фотографировал?
— У меня было такое подозрение. Этот парень далеко пойдет. Значит, я влип?
— Похоже на то.
Питер с минуту пристально глядел на меня, а потом спросил:
— А что думаете на этот счет вы?
— Я уж больше и не знаю, что думать.
— Знаете ли вы, например, что я делаю аборты?
— Да.
— И что я оперировал Карен?
— Дважды, — сказал я.
— Трижды, если уж быть точным.
— Значит, вы…
— Нет, нет. Последний раз я делал ей в июне.
— А первый?
— Когда ей было пятнадцать, — он вздохнул. — Видите ли, в жизни я совершил немало ошибок. Одна из них заключалась в том, что я пытался опекать Карен. Отец ею совсем не интересовался, а я… любил ее. Она была милая девочка, заблудшая и запутавшаяся, но милая. Итак, я сделал ей первый аборт. Но беда в том, что Карен на этом не остановилась. За три года она умудрилась забеременеть три раза; в ее возрасте это что-то патологическое. Поэтому я в конце концов решил, что на четвертый раз ей следует родить.
— Почему?
— Потому что она сама этого добивалась. Она упорно этого добивалась. Очевидно, ей нужно было пройти через стыд, выстрадать незаконнорожденного ребенка. Поэтому на четвертый раз я отказался.
— Вы уверены, что она была беременна?
— Нет, — сказал он — И вы знаете причину моих сомнений. Я хотел сделать обследование, но Карен