— Что-то я не пойму, к чему вы клоните.
Дженс подождала, пока мимо них двигалась целая семья. Маленький мальчик, лет шести-семи, ехал на отцовском загривке и всё время пригибал голову, чтобы не стукнуться о верхние ступени. Мать с сумкой на плече шла позади, неся на руках младенца. Образцовая ячейка общества, подумала Дженс. Что взято — то отдано. Двое родителей — двое детей. Как раз то, что и было целью лотереи. Иногда всё получалось как надо.
— Хорошо, сейчас растолкую, к чему я клоню, — сказала Дженс своему спутнику. — Я хочу найти отца этой девушки, посмотреть ему в глаза и спросить, почему за последние двадцать лет, после того, как его дочь ушла на глубину, в Механику, он не навестил её. Ни единого разу.
Она оглянулась. Марнс хмуро глянул на неё и скривил губы под усами.
— И почему она ни разу не взошла наверх, чтобы повидать его, — добавила Дженс.
Когда они прошли десятый этаж и верхние жилые уровни, движение на лестнице стало поспокойнее. С каждой очередной ступенью в душе Дженс вспыхивал страх: как же она преодолеет эти трудные дюймы на обратном пути? А ведь это самая лёгкая его часть, напомнила она себе. Спуск был похож на стальную пружину, которая, распрямляясь, давила на старую женщину, загоняя её в глубь. Он напоминал Дженс её кошмары, когда ей снилось, будто она тонет. Ну разве не глупость? Она ведь даже никогда не видела воды в достаточном количестве, чтобы просто погрузиться в неё всем телом, уже не говоря о том, чтобы утонуть. Но эти кошмары, как и случайные сны о падении с большой высоты, были наследием иных времён; эти разрозненные свидетельства, иногда всплывающие в снах обитателей Шахты, словно говорили: «Это не наша жизнь. Мы должны были бы жить по-другому».
И поэтому спуск, это нисхождение по спирали, был похож на те ужасные сны, в которых Дженс погружалась на дно. Отчаянно, безысходно. Будто к её ногам была привязана гиря, тянущая её вниз. Что ещё хуже — она знала, что обратно ей не выбраться.
Они достигли яруса, в котором производили пряжу — здесь, в местах, где работали люди в многоцветных комбинезонах, делали те самые нитки, которыми пользовалась Дженс. Над лестничной площадкой плыли запахи красителей и других химикалий. В закруглённой шлакобетонной стене было прорезано окно, выходящее в маленькую продуктовую лавку, расположенную на краю отделения. В лавчонке было пусто — толпа усталых и проголодавшихся «туристов» обчистила все полки. Несколько носильщиков расположились со своими товарами прямо на ступенях, пытаясь по мере возможности удовлетворить запросы публики. Дженс должна была нехотя признать неприятную правду, связанную со вчерашней очисткой: варварская практика не только принесла психологическое облегчение, не только дала им ясный вид на наружный мир, но и способствовала оживлению экономики Шахты. У людей вдруг появился предлог для передвижений. Предлог для обмена. Шахта полнилась молвой, Шахта полнилась жизнью — родственники и давние друзья встречались впервые за много месяцев, а то и лет. Словно дряхлый старик внезапно выпрямился, потянулся, свежая кровь прилила к немощным рукам и ногам, и ветхая плоть ожила вновь.
— Мэр!
Она оглянулась и не увидела Марнса: он скрылся за поворотом лестницы у неё над головой. Дженс подождала его, следя глазами за его ногами, пока он догонял её.
— Полегче, — сказал он. — Мне так за вами не поспеть!
Дженс извинилась. Она не заметила, как ускорила шаг.
Они вступили во второй жилой ярус, начинавшийся под шестнадцатым этажом. Дженс внезапно осознала, что оказалась на территории, где не бывала уже почти год. В лестничном колодце раздавался топот молодых ног — младшие обитатели Шахты лавировали между тихоходами. Начальная школа находилась как раз над родильным отделением. Судя по шуму движения и гулу голосов, занятия отменили. Не мудрено, подумала Дженс, если принять во внимание, как мало учеников придёт на уроки — ведь многие родители отправились наверх вместе со своими отпрысками. Да и учителя не прочь сделать то же самое. Дженс с Марнсом миновали лестничную площадку школы. Стальные плиты были расчерчены для игры в «классики». Меловые линии стёрлись — слишком много ног прошлись по ним сегодня. Детишки сидели на площадке, уцепившись за перила и свесив ноги с ободранными коленками за край. Весёлый гомон и крики ребятни стихали до шёпота, когда поблизости объявлялись взрослые.
— Хорошо, что мы почти пришли — мне нужен отдых, — сказал Марнс, пока они преодолевали следующий пролёт. — Надеюсь только, чтобы этот парень оказался на месте и смог встретиться с нами.
— Окажется, — заверила Дженс. — Алис послала ему электронное сообщение, что мы придём.
Спустившись на площадку родильного отделения и преодолев встречный поток, они перевели дух. Когда Марнс передал своей спутнице фляжку, та сделала большой глоток, а затем посмотрелась в выпуклую, испещрённую вмятинами поверхность, словно в зеркало, проверяя, в порядке ли причёска.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал Марнс.
— Внушительно, да?
Он засмеялся:
— И даже ещё лучше.
Дженс показалось, что в его старых карих глазах зажглась искорка... но, скорее всего, это был только блик, отразившийся от фляги, когда он поднёс её к губам.
— Двадцать этажей всего за два часа. Не советовал бы продолжать в том же духе, но всё же здорово, что мы продвинулись так далеко. — Он разгладил усы и потянулся за спину — уложить флягу в рюкзак.
— Погодите-ка. — Дженс забрала у него фляжку и опустила в сетчатый карман в задней части рюкзака. — Да, вот что... Предоставьте
Марнс поднял руки ладонями вперёд — мол, ему и в голову никогда не приходило что-либо иное. Он прошёл вперёд и потянул тяжёлую металлическую створку. Дженс ожидала, что сейчас завизжат ржавые петли, но дверь открылась совершенно беззвучно. Тишина встревожила мэра. Она привыкла слышать на всём пути их следования скрип открывающихся и закрывающихся старых дверей. Этот звук для лестничного колодца был так же естественен и неизбежен, как мычание или хрюканье на животноводческих фермах. Но петли двери, ведущей в родильное отделение, покрывал солидный слой смазки. За дверью тщательно следили. Таблички на стенах приёмной подтверждали догадку Дженс: они призывали соблюдать тишину — как с помощью надписей крупными буквами, так и посредством рисунков. Рисунки изображали прижатый к губам палец или круг с заключённым внутри открытым ртом, перечёркнутым косой линией. Очевидно, в родильном отделении к соблюдению тишины относились со всей серьёзностью.
— Что-то я не припоминаю, чтобы здесь было столько табличек, когда я был в этих местах в последний раз, — прошептал Марнс.
— Может, вы были так заняты болтовнёй, что не заметили, — поддела его Дженс.
Из-за стекла на них сердито уставилась медсестра, и Дженс ткнула Марнса локтем в бок.
— Мэр Дженс хотела бы встретиться с Питером Николсом, — сказала она медсестре.
Та даже глазом не моргнула.
— Я знаю, кто вы. Голосовала за вас.
— Ах, да, конечно. Спасибо.
— Пройдите сюда, будьте любезны.
Сестра нажала на кнопку у себя на столе. Раздалось жужжание. Марнс толкнул дверь и прошёл внутрь, Дженс за ним.
— Пожалуйста, наденьте это.
Медсестра — согласно нагрудному знаку, её звали Маргарет — протянула им два аккуратно сложенных белых халата. Дженс приняла оба и подала один Марнсу.
— Свои вещи можете оставить у меня.
Перечить Маргарет никто не решился. Дженс сразу почувствовала, что попала в мир, где эта молодая женщина — хозяйка, и она, мэр, стала её подчинённой в тот самый миг, когда прошла через дверь. Дженс прислонила трость к стене, сняла рюкзак и опустила на пол, затем надела халат. Марнс никак не мог
