Она будто забыла, что он провел беспокойную ночь возле больного отца, что утром немало потрудился, загружая вертолет, потом все эти неприятности с Филом, стрельба…
Но, несмотря на раздражение, Бет не могла не заметить, как преобразил тусклый свет жесткие черты его лица. Линии скул и подбородка стали менее определенными, морщины заметно углубились тенями, и все это в сочетании с темными прядями волос смягчило ее сердце, ибо она вдруг увидела, каким он будет лет через десять.
Она вспомнила его тяжкое детство, и две большие слезы, помимо воли, выкатились из глаз. В этом они равны, и ей ли, Бет, не понять того далекого мальчика. Наверное, таким же будет и сын Джошуа. Но, увы, это дитя родит не она. Склонив голову под гнетом невыносимой боли, Бет наконец заснула, но проснулась довольно скоро, ощутив какую-то перемену. Снаружи все так же шел дождь, ветер с воем пролетал над палаткой, а дневной свет, проникающий внутрь, был все так же зыбок и тускл. Но что-то изменилось. Очнувшись, она обнаружила, что покоится теперь в его объятиях, голова ее, как на подушке, лежит у него на плече. Очевидно, во сне она не почувствовала, как его сильные руки охватили ее, будто желая защитить от малейшего неудобства и грозящей снаружи опасности. Самое удивительное, что он проделал все это, не просыпаясь. Или он притворяется? Нет, не похоже.
Однако, почувствовав, что она пытается высвободиться из его объятий, Джошуа пошевелился и, будто бы бессознательно, поцеловал ее. Однако этот легкий сонный поцелуй преобразился, как не раз уже было, в более глубокий и страстный. Язык его нежно приоткрыл ее губы, коснулся кончика ее языка…
Но Бет будто что обожгло, она отпихнула его и крикнула:
— Нет! — Потом, смягчившись, жалобно попросила: — Пожалуйста, Джошуа… Не надо так…
Она боялась не его, а себя. Чувствуя, как разгорается желание, она испугалась, что он опять в какой-то момент охладеет, вспомнив нечто свое, роковое и тяжелое, а ее оставив на отмели сжигающей страсти, где не может быть утоления, а царит лишь мучительное разочарование.
На счастье, ситуация разрядилась вторгшимися в их маленький палаточный мирок сигналами радиовызова. Если бы не это, кто знает…
А Джошуа, шаря вокруг себя в поисках радио, взглянул на светящийся циферблат часов и страшно удивился: уже час дня! Неужели он проспал три часа? И почему до сих пор молчал Роджер?
— Что, к черту, творится в этом мире? — пробормотал он, нашаривая фонарь и прислушиваясь к разноголосице и посвистыванию эфира, откуда наконец донеслись слова:
— Сент-Хеленс, вас вызывает Лоун Стар-ойл… Ответьте, пожалуйста. Прием.
— Лоун Стар-ойл, это Сент-Хеленс. Мы слышим вас. Что происходит, Роджер? Прием.
— Джошуа, мы сюда покувыркались, но это был ад. Чудовищная болтанка, пришлось трижды совершать вынужденную посадку, пережидая штормовые атаки. А тут еще ваш приятель со своей пушкой все нервы вымотал, честное слово. Видно, парень вконец свихнулся. Спасибо, мистер Хантер изловчился и вырубил его своим башмаком, а в Портленде мы его сдали медикам. Они сказали, что у него сильнейший приступ депрессивного психоза. Прием.
— Роджер, слышу тебя хорошо. Что еще? Как папа? Прием.
— С вашим отцом и миссис Мюррей все в порядке. Она настаивала на госпитализации, но он наотрез отказался. Дана Кларк подавлена всей этой кутерьмой с Филом, но я спросил, не согласится ли она выпить со мной вечером по рюмочке, вроде она не прочь. Прием.
— Великолепно, Роджер, все просто великолепно. Благодарю за важную информацию, но когда же ты нас-то отсюда выдернешь? Сколько нам еще ждать? Прием.
— Плохие новости, Джош. Все полеты в штормовую зону отменены… временно. У вас там слишком дует, мы не смогли получить разрешения на полет. Они позволят нам вытащить вас, если вы переберетесь на другую точку. Там есть площадка, это милях в десяти от того места, где вы торчите сейчас. Придется вам прогуляться пешком, и постарайтесь побыстрее, пока светло. Но есть и добрые вести. Геологи клянутся, что ничего серьезного эта старая скважина не выдаст, только пепел и подземные толчки… Но никакой магмы, никаких извержений. Прием.
— Так вот каковы твои добрые новости, Роджер! Да нам под этим пеплом и дождем не пропилить десять миль засветло. Мы пойдем по южной тропе, она безопаснее других маршрутов. Ты должен ее помнить. У нас там был резервный лагерь, это в семи милях отсюда. Вот туда мы, может, еще и доберемся засветло. Но не дальше. Придется там заночевать, так что на месте будем только к утру. Приходи за нами в девять. Да, Роджер, вот еще что! Будешь говорить с мальчиками из геологического клуба, напомни им ненароком: я и раньше говорил, что мои приборы не предвещают крупных событий. Впрочем, у тебя сейчас одна задача — вытащить нас отсюда. Прием.
— Не беспокойся, Джош, я вставлю им эту шпильку. Увидимся завтра, в девять. Удачи! У меня все. Прием.
— О'кей, вас понял. Даю отбой.
Закончив переговоры, Джошуа повернулся к Бет и сказал:
— Вот так, девочка моя, придется нам поработать ногами.
— Да, Джошуа, я все слышала.
— Ну, ничего, я знаю безопасную тропку. Не стоит огорчаться. Даже если этот вулкан и поплюется на нас, как взбесившийся верблюд, то лишь пеплом, настоящей слюны ему не набрать, так что с нами все будет в порядке, — заверил он ее, стараясь говорить как можно авторитетнее. — А теперь давайте подумаем, что взять с собой.
Она сразу же откликнулась на его предложение, обрадованная тем, что все их мысли теперь будут сфокусированы на выживании.
Снаружи все так же хлестал дождь и дико завывал ветер, а люди внутри утлого брезентового сооружения, стиснутого каменными глыбами, начали собираться в путь. То, что полегче, например, пару коробок с консервированной провизией, Джошуа передал Бет. Помогая ей с упаковкой, он вдруг заметил, что по щекам ее медленно ползут слезы.
— Мы не можем приказать себе, кого нам любить, и не в силах запретить кому-то любить нас. — Взгляд его был так же загадочен, как и слова. — Но послушайте, я… Ох, черт побери, Бет…
Какой-то цензор в его мозгу включил запретительное устройство, и звучание ее легкого имени повисло в воздухе. Не договорив, Джошуа отвернулся от девушки и стал укладывать контейнер с питьевой водой в свой рюкзак, куда раньше умудрился запихнуть одноместную палатку и спальный мешок, радуясь тому, что все это не попало утром в вертолет и не улетело в Ванкувер.
Глядя на него, и Бет мобилизовала себя на сборы. Утрамбовав содержимое рюкзака, она с трудом запихивала в него косметичку, тоже, по счастью, не улетевшую в Ванкувер. Джошуа обернулся и спросил:
— А это что такое?
— Куда же может пойти приличная девушка без косметички? Что бы сказала мама, сами подумайте!
И она рассмеялась, вмиг отринув от себя все мрачные мысли.
— Поверьте мне на слово, ваша матушка вряд ли увидит вас, так что можете расслабиться и провести один день без губной помады!
— Ну уж нет! Как это — без косметики? И потом, тут у меня вообще уйма полезных вещей: лак для ногтей, смягчающий крем, тушь для ресниц, карандаш для бровей… бинты, в конце концов. Разве человек может заранее знать, где упадет, обо что ударится и какие части тела ему придется перебинтовывать?
— О'кей, о'кей, не продолжайте, я все понял и совершенно с вами согласен. — Джошуа рассмеялся.
Когда все было готово, оставалось только облачиться в дождевики, которые худо-бедно, но защитят их от дождя и пепла. Бет протянула Джошуа марлевую повязку, но он вместо повязки ухватил руку и привлек Бет к себе. Он сам, казалось, удивился своему порыву не меньше, чем она. Лицо у него было такое растерянное, будто он совершенно случайно обнаружил в своих объятиях невесть как и откуда залетевшую туда девушку.
А Бет, возмутившись, вырвалась от него и решительно покинула палатку, оказавшись в завихренном, насквозь мокром, грязно-пепельном аду. Недолго думая, она отправилась в путь одна.
— Стойте, Бет, подождите! Куда вы? — крикнул выскочивший из палатки Джошуа. — Вы ступили не на
