Много лет тому назад у меня начались звуковые галлюцинации. Я чаще всего слышал два голоса — мужской и женский. Последний особенно запомнился мне своей своеобразной окраской и интонациями.
Также много лет тому назад я видел сон: мне приснилась женщина, в которую я был влюблен, но — в виде статуи.
И вот как-то (тоже уже давно) мне пришлось говорить по междугородному телефону с В.,[23] с которой я был знаком лишь по письмам и только собирался с ней встретиться. И услышанный мною голос В. сразу же поразил меня идентичностью с тем голосом, что когда- то звучал в моих галлюцинациях.
А когда я с В. встретился, я не менее был поражен ее сходством с виденной мною когда-то во сне статуей любимой женщины. Что это? Случай предвидения? Прозрения?
Во время китайской междоусобицы — это было около 30-х годов — я, направляясь в г. Тяньцзин, попал в прифронтовую полосу и был захвачен солдатами Фен Юсяна. Ночь я просидел в какой-то фанзе вместе с другими арестованными. Судя по всему, утром нас ждал расстрел: если противник наших «хозяев» овладеет деревней, уходя, фенюсяновцы, конечно, прихлопнут арестованных… А бой уже шел неподалеку. Послышались близкие выстрелы. Солдаты метались около фанзы. Кто-то кричал, что надо уходить, что надо бросить гранаты в нашу фанзу: «Не брать же всех их с собой!» Обстановка накалялась.
Я сидел в углу фанзы с ощущением неотвратимой развязки. В полумраке — уже брезжил рассвет — увидел, как по земляному полу ползло какое-то насекомое. Я наметил мысленно «точку» на пути насекомого и загадал: если поползет «за точку» — все! Если, дойдя до «точки», повернет обратно — жизнь!
Насекомое ползло вперед. Сердце у меня сжалось — решалась судьба! Вот и «точка»: насекомое остановилось, постояло, словно раздумывая, и вдруг решительно повернуло обратно. Как зачарованный я следил за тем, как оно уползло под какую-то ветошь на полу.
За стенами фанзы воцарилась тишина, выстрелы затихли. Только вдали слышались какие-то вопли. «Вероятно, рукопашная! — подумал я, — и гранаты, пожалуй, не будет!»
Через час в деревне установилось спокойствие. А кто-то из сердобольных крестьян сбил запоры с двери фанзы. Арестованные беспорядочной толпой ринулись во двор. Там лежало несколько трупов солдат. Обойдя их, я направился к находившейся вблизи железнодорожной станции. Везде сновали военные, но никто меня не остановил — видимо, было не до меня. Через несколько часов поезд повез меня в Тяньцзин, и, сидя в вагоне, я думал: «Странная случайность! А, может, насекомому передавалось мое страстное желание, чтобы оно не пошло за «точку»?»
И вот второй, почти такой же случай с насекомым.
Ранним утром я пришел на берег моря с твердым намерением покончить с собой (причины такого решения не важны). Идя по циндаоскому[24] пляжу, я наметил видневшуюся вдали скалу, с которой было удобно броситься вниз, в глубину плескавшегося у скалы моря. Но когда я стал приближаться к избранной скале, на нее вдруг забрался японец в темном домашнем кимоно с длинным удилищем в руке. Подойдя к краю скалы, он забросил удочку в море и присел на корточки, видимо, собираясь надолго предаться ужению.
Я присел на скамейку невдалеке и раздраженно смотрел на японца-рыболова: «Вот принесла нелегкая! Не бросаться же в море при нем, еще нырнет вслед и будет спасать».
Прошло с полчаса. Я надеялся, что, если не будет здесь клевать, японец уйдет со скалы в поисках другого места для уженья. Но он не уходил, хотя я не видел, чтобы ему везло.
Закурив, я смотрел то на японца, то на далекие дымки пароходов, то себе под ноги. И вдруг около ног я увидел какую-то козявку, ползшую параллельно моим ногам. Вспомнились фанза и насекомое. И я повторил прошлое: вот тут «точка», будет ползти дальше, значит, я смогу осуществить свое трагическое решение, нет — не судьба! Значит, надо жить и дальше!
И опять замерло сердце, когда козявка доползла до «точки», и опять, как и тогда, в китайской фанзе, сердце подпрыгнуло: козявка, повертев усиками над «точкой», резко повернулась и поползла назад.
Я вздохнул, бросил уже благословенный взгляд на японца — не будь его, лежал бы я сейчас на морском дне — и, встав со скамейки, отправился в город продолжать жить… Но уже не думал, что случившееся было случайностью. Случайности ведь не повторяются…
Вестники
1
— Ну, как мы себя чувствуем, Пашенька?
На вопрос врача больная открыла еще шире свои большие глаза и слабо улыбнулась:
— Как будто легче стало. Я видела во сне, что была на лугу у речки. Цветов там полно, и я вместе с другими ребятами собирала их, гонялась за бабочками. Легко так было. Что бы это могло значить?
— Ты скоро выздоровеешь и будешь гоняться на лугу за бабочками — вот что это значит!
Улыбка девочки погасла — точно темная тень прошла по лицу, и голос ее стал глуше:
— Неправда, доктор. Я скоро умру. И дети, с которыми я играла во сне, были не соседские, а оттуда… — ее приподнятая рука указала куда-то в пространство.
Он раскрыл было рот, чтобы сказать ту профессиональную ложь, которую он, как врач, обязанный бороться за жизнь пациента, даже против очевидности, должен был твердить до конца, чтобы не отнять у человека самое последнее его достояние — надежду, но вместо этого, повинуясь непобедимому импульсу, нагнулся и поцеловал девочку в лоб, тихо проведя рукою по ее волосам. Она была права: спасти ее уже ничто не могло; весь вопрос заключался лишь — когда…
— Спасибо, — прошептала она, снова улыбнувшись. — Вы такой добрый. Когда помру — дам вам знать, — и закрыла глаза, внезапно сжав губы и посуровев.
Врач после вечернего обхода в сельской больнице вернулся в свою квартиру в высоком новопостроенном бревенчатом доме на берегу речки, переливчатой лентой извивающейся в белой кипени черемухи, разросшейся по берегам. Аромат ее вливался в раскрытые окна вместе с щебетаньем птичек.
До чего же хороша была эта его первая весна в деревне. Выросши в большом городе, здесь он впервые услышал трель жаворонка, как бы повисшего в голубизне над пашней; впервые ощутил дуновение ветра, пропитанного непередаваемым запахом весенних лугов… И, пожалуй, никогда еще он не ощущал весны в себе самом так, как в этот вечер: какое-то томление, влекущее к другим людям, туда, на улицу, где звенели девичьи голоса…
Он вспомнил, что сегодня приглашен на чай к директору средней школы, и там, конечно, в числе приглашенных окажется математичка Лида. Супруга директора, видно, давно заприметила, что глаза его задерживаются на Лиде дольше, чем на других, и старается так устроить, чтоб они чаще встречались.
И что это за страсть у некоторых женщин устраивать чужие браки!.. Впрочем, он еще и не собирается жениться, но если бы дело приняло такой оборот, то чем Лида хуже других?.. Он переменил сорочку и галстук и отправился. Чай был накрыт на застекленной веранде и, собственно говоря, был не чай,
