— Пожалуйста! — надменно произнесла Паула. — Мне не нужны ваши деньги.
— А, новая песня! — сказал Натаниель, глаза его победно блеснули. — А я-то думал, именно они тебе и нужны. Две тысячи фунтов, ты готова убить меня из-за них!
— Что для вас значат две тысячи фунтов? — потребовала Паула со слабой логикой, но прекрасным драматическим переходом. — Вы этого даже не почувствуете. Из-за своих буржуазных вкусов вы отказываете мне в том единственном, о чем я мечтаю! Более того! Вы отказываете мне в возможности использовать свой шанс в жизни!
— Последняя фраза не вписывается в образ, — оценил Стивен.
— Заткнись! — обернулась к нему Паула. — Ты сделал все возможное, чтобы провалить пьесу Виллогби! Наверное, это твоя нежная забота обо мне заставляет тебя дрожать при мысли о том, что я появлюсь на сцене в роли проститутки!
— Благослови тебя Бог, меня не волнует, какие роли ты играешь! — ответил Стивен. — Я только прошу, чтобы ты не стояла здесь, напыщенная, как леди Макбет. Меня выворачивает от такого накала страстей в доме.
— Если бы в тебе оставалась хоть капля порядочности, ты был бы на моей стороне!
— Значит, у меня ее не осталось. Мне не нравится эта пьеса, мне не нравится ее автор, я не люблю, когда мне читают.
— Дети, дети! — воскликнул Джозеф. — Зачем, опомнитесь! И еще в канун Рождества!
— Теперь тошнит меня, — сказал Стивен, сползая с дивана и лениво направляясь к двери. — Расскажете мне потом, чем кончилась эта битва в духе Гомера. Я ставлю шесть к четырем на дядю Ната.
— Ну, знаешь, Стивен! — хихикнув, воскликнула Валерия. — Ты просто невозможен!
Ее неудачное вмешательство напомнило Натаниелю о ее существовании. Он, посмотрев на нее с ненавистью за ее пустую красоту, ярко-красные ногти, раздражающий смех, дал волю своим чувствам, рявкнув на Стивена:
— Ты не лучше своей сестры! Вы ни на грош не отличаетесь друг от друга! У тебя плохой вкус, слышишь? Вы приехали в Лексхэм в последний раз! Можешь запихнуть это в свою трубку и раскурить!
— Та-та! — сказал Стивен и вышел из комнаты. Он потревожил Старри, который, держа поднос с коктейлями, подслушивал под дверью и был поглощен бушующей за ней ссорой.
— Прошу прощения, сэр. Я как раз хотел войти, — сказал Старри, меряя Стивена уничтожающим взглядом.
— Надеюсь, вам будет чем развлечь прислугу на кухне? — любезно поинтересовался Стивен.
— Я никогда не сплетничаю, сэр, это ниже моего достоинства, — ответил Старри с величественными и надменными интонациями в голосе.
Держа перед собой поднос, он вошел в комнату. Паула, которая обращалась к дяде со страстным монологом, оборвала его на полуслове и бросилась вон. Джозеф уговорил Валерию, Мод и Мотисфонта подняться к себе, чтобы переодеться к ужину. Натаниель велел Старри принести ему бокал слабого шерри.
В то время как семейная ссора была в полном разгаре, в библиотеке Матильда со всей возможной тактичностью объясняла Виллогби, что Натаниель не будет финансировать его пьесу. Чтение так возбудило его, что сначала он, казалось, едва ли понимал ее. Очевидно, Паула внушила ему, что помощь дяди — дело решенное. Он весь побелел, когда до него наконец начал доходить смысл того, что говорила Матильда, и дрожащим голосом произнес:
— Значит, все напрасно!
— В том, что касается Ната, боюсь, что да, — сказала Матильда. — Эта пьеса не для него. Но он не единственный на свете, кто может поддержать вас.
Он покачал головой.
— Я не знаком с богатыми людьми. Почему он не будет ее финансировать? Почему не д-дать шанс таким л-людям, как я? Это нечестно! Люди, у которых есть деньги… Люди, которых не волнует ничего, кроме…
— Я думаю, вам было бы гораздо лучше отправить пьесу какому-нибудь продюсеру, как это обычно делается, — сказала Матильда бодрым голосом, надеясь предотвратить истерику.
— Все они боятся ее! — сказал Ройдон. — Они говорят, она некассовая. Но я знаю, я же знаю, что это хорошая пьеса! Я… Я писал ее потом и кровью! Я не могу это бросить! Она значит для меня слишком много! Вы не представляете, что она значит для меня, мисс Клар!
Она мягко намекнула, что он может писать и другие пьесы, кассовые, но он перебил ее, страстно заявив, что скорее умрет с голоду, чем будет писать пьесы такого рода. Матильда начала ощущать легкое нетерпение и обрадовалась, когда в комнату вошла Паула.
— Паула! — отчаянно воскликнул Ройдон. — Это правда, что сказала мисс Клар? Он собирается отказать нам в деньгах?
После ссоры с Натаниелем Паула раскраснелась, глаза ее блестели:
— Я только что сказала ему все, что я о нем думаю! Я сказала ему…
— Хорошо, но не стоит говорить этого нам, — потеряла терпение Матильда. — Ты должна была знать заранее, что нет никакой надежды!
Взгляд Паулы метнулся к се лицу.
— Я получу деньги. Я всегда получаю все, что хочу, всегда! А я никогда в жизни ничего так не хотела!
— Судя по тем замечаниям Ната, которые я имела честь слышать…
— О, это ничего не значит! — сказала Паула, откидывая назад волосы. — Ему наплевать на скандалы. Нам всем наплевать. Мы их любим! Я снова поговорю с ним. Вот увидите!
— Надеюсь, я не увижу, — ответила Матильда.
— А, ты ничего не хочешь понять! — продолжала Паула. — Я знаю его лучше, чем ты. Конечно, я получу деньги! Я знаю, что получу!
— Не тешь себя напрасной надеждой, ты не получишь их!
— Я должна получить! — Паула была возбужденной и напряженной. — Я должна!
Ройдон перевел неуверенный взгляд с ее горящего лица на расстроенное лицо Матильды. Он удрученно сказал:
— Наверное, мне лучше пойти переодеться. По-видимому, нет смысла…
— Я тоже пойду, — сказала Паула. — Смысл есть, Виллогби! Я всегда добиваюсь своего! Это точно!
'Веселенькое Рождество!' — подумала Матильда, когда они вышли из комнаты. Она взяла со стола сигарету, зажгла ее и села у огня, чувствуя себя совершенно разбитой. 'Ох уж эти эмоции!' — она усмехнулась. Конечно, это ее не касается, но бедный драматург, несмотря на всю свою утомительность, возбудил в ней жалость, а у Паулы была удручающая манера втягивать посторонних в свои ссоры. И кроме того, нельзя же просто сидеть и смотреть, как гибнет этот плохо задуманный праздник. По крайней мере надо попытаться предотвратить окончательное крушение.
Она вынуждена была признать, что не может придумать, как это сделать. Если не выходки Паулы, то миротворческая деятельность Джозефа. Нельзя было остановить ни того, ни другого. Паулу волновали только свои дела, а Джозефа ничем нельзя было убедить, что своими стараниями он только подливает масла в огонь. Он считал себя всеобщим примирителем, может быть, сейчас он как раз утешает Ната, приводя его в бешенство своими банальностями, превращая плохое в ужасное, и все это с самыми лучшими намерениями.
На другом конце широкого холла открылась дверь, до Матильды донесся голос Натаниеля.
— Черт возьми, прекрати хватать меня! Я сейчас всех выставлю вон, со всеми коробками и картонками!
Матильда улыбнулась. Опять Джозеф!
— Ну-ну, Нат, старина, ты же не знаешь, что говоришь! Давай с тобой сядем и все спокойно обсудим!
— Не хочу я ничего обсуждать! — кричал Натаниель. — И не называй меня стариной! Ты уже
