замешана часть охранников. В довершение ко всему, взлетел на воздух гараж...
— Пек, это имеет какое-нибудь отношение к делу Прижляка?
— Одному Богу известно. Если так, то некоторые из этих маньяков могут заявиться к вам. Поэтому я требую, чтобы вы как следует заперлись. Боюсь, что у меня маловато людей и я не смогу прислать вам охрану. Но, возможно, я ошибаюсь.
— Спасибо, что предупредили. Кьюлеку и Джессике вы сообщили?
— Их дом охраняет мой человек. Я передал по радио, чтобы он рассказал обо всем Кьюлеку. Я решил оставить его там, хотя на самом деле сейчас каждый человек на счету. Полицейского, который был приставлен к вам, к сожалению, пришлось отозвать — поэтому я вам и звоню. Если вы сделаете, как я сказал, все будет в порядке.
— Хорошо. Только скажите мне одну вещь. Вы поверили в теорию Кьюлека?
— А вы?
— Начинаю верить все больше и больше.
— Что ж, я, кажется, тоже. Но не понимаю ее. Однако никакого другого объяснения случившемуся у нас пока нет. Самое трудное — убедить в этом мое начальство. Ну, мне пора. Смотрите же, держитесь!
Трубку положили раньше, чем Бишоп успел ответить. Он быстро проверил, что входная дверь заперта на замок и на щеколду, и направился к черному ходу. Дверь кухни, выходившая в крошечный садик на заднем дворе, тоже была заперта. «Так, — подумал он, — теперь проверю окна». Но вместо этого решил сначала позвонить Джессике; даже под защитой полиции она, наверное, была страшно напугана. После смерти Линн он виделся с Джессикой всего два раза: она заходила к нему домой после трагедии в сумасшедшем доме, а затем через пару дней они встретились на совещании, которое собрали Пек и его начальство, включая комиссара. После этого Джессика его не беспокоила, и Бишоп был благодарен ей за понимание того, что ему необходимо время, чтобы справиться с потрясением, вызванным утратой Линн — на этот раз окончательной. Смерть жены вызывала у него не столько чувство вины, сколько гнев. Она, как казалось Бишопу, начала умирать много лет назад, и он почему-то знал, что от этой затянувшейся душевной болезни Линн никогда не избавится; но то, как свершилась ее смерть, будило в нем безотчетную ярость. Наряду со многими другими ею воспользовалась и начала управлять какая-то неведомая сила. Линн погибла страшной смертью, хотя и милосердно мгновенной, и Бишоп жаждал за нес отомстить. Если Прижляк каким-то непостижимым образом имеет к этому отношение, то он, Бишоп, найдет возможность нанести ответный удар. Он верил — непременно должна существовать какая-нибудь возможность.
Бишоп набрал номер Джессики, надеясь, что после сообщения полицейского она еще не спит. Но прежде чем подняли трубку и раздался голос Джессики, прошло несколько долгих минут.
— Джессика, это я, Крис.
От волнения у нее сразу изменился голос — точно как у него, когда позвонил Пек.
— Крис, что это значит? С вами все в порядке?
— Разве вы не получили сообщение Пека?
— Нет, какое сообщение? Сейчас ночь, Крис.
— Но у вас возле дома дежурит полицейский. Разве он ничего не передал?
— Никто ничего нам не передавал. Да скажите же, наконец, в чем дело!
Бишоп был озадачен.
— Несколько минут назад мне позвонил Пек. Он сказал, что передал вам по радио сообщение. Джессика, поступают сведения о новых происшествиях. И все они, похоже, происходят на этом берегу реки.
— Какие происшествия? — Голос у нее был спокойный, но чувствовалось, что она еле сдерживается.
— Бунт в Уондзуорте. И кое-что еще — например взрыв гаража неподалеку. — Об остальных у него не было времени рассказывать.
— И он думает, что это связано...
— С Прижляком и его сектой? Он не уверен, но все же счел необходимым нас предупредить. Джессика, он сказал, что они могут снова нагрянуть к нам, если связь действительно существует.
— О, Крис!
— Не волнуйтесь, с вами все будет в порядке. Пока вся чертовщина происходит только в этой части города. А у вас там дежурит человек Пека, который свяжется с полицией, если что-нибудь начнется.
— Но что будет с вами?
— Я забаррикадируюсь, не беспокойтесь. Позже, когда выяснится, что это были совершенно не связанные между собой события, не имеющие к нам никакого отношения, мы, наверное, почувствуем себя довольно глупо.
— Надеюсь... — Голос Джессики внезапно оборвался. — В дверь позвонили. Без сомнения, наш полицейский. Лучше бы я впустила его раньше, чтобы он не разбудил отца, если, конечно, он еще спит.
— Простите, Джессика. Я только хотел убедиться...
— Перестаньте, Крис. Я рада, что вы позвонили. Подождите минутку, я открою дверь.
Бишоп услышал, как трубка слегка стукнулась о поверхность маленького столика в длинном коридоре, на котором, как он помнил, стоял телефон. Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме странного гудения, вызванного атмосферными помехами, затем раздался отдаленный скрежет открывающейся двери. Бишоп почувствовал какое-то беспокойство. Почему сыщик задержался с доставкой сообщения? Возможно, он принял информацию к сведению, но решил не беспокоить спящих хозяев — то, о чем они не знали, не могло им повредить. В конце концов, возле их дома дежурит полицейский. Когда Джессика зажгла свет в прихожей, он передумал и решил сразу обо всем доложить. Однако Бишоп не мог представить, чтобы кто- нибудь из людей Пека не выполнил приказа в точности. Пек сказал, что он приказал полицейскому немедленно сообщить обо всем Кьюлеку. Бишоп так сдавил трубку, что побелели костяшки пальцев.
— Джессика, вы меня слышите?
Он прислушался и вроде бы услышал приближающиеся шаги.
— Джессика?
Раздался щелчок — на другом конце трубку положили на рычаг.
Свернув с главной улицы Хейгейта, Бишоп снизил скорость. Он довольно быстро проехал через весь Лондон, поскольку транспорта на улицах было немного, хотя в районе Вестминстера кипела бурная деятельность: полицейские машины и микроавтобусы «пикси» разворачивались широким фронтом для подавления беспорядков на другом берегу реки. Бишоп пытался перезвонить Джессике, но услышал сигнал «занято». Попробовал связаться с Пеком, но оказалось, что детектив уже уехал. Не вполне уверенный, что он не преувеличивает опасность, Бишоп попросил передать сообщение Пеку и решил немедленно ехать к Джейкобу Кьюлеку. Выйдя из дому, он настороженно осмотрелся, в любой миг ожидая нападения. Но улица была совершенно пуста. Добравшись без происшествий, Бишоп отыскал узкий переулок, ведущий к дому Кьюлека, и поехал по нему, разрезая тьму длинными лучами фар. Мимо проносились небольшие элегантные особняки, а из-за того, что переулок шел под гору, Бишоп видел в отдалении яркое сияние городских огней. Он мягко нажал на тормоза и перешел на самую низкую скорость, зная, что дом Кьюлека стоит сразу за поворотом направо. Заметив, что напротив входа стоит автомобиль, он резко притормозил. Машина была припаркована впритык к кирпичной стене. Бишоп пристроился сзади и увидел, что она пуста; он подумал, что полицейский, возможно, развалился на переднем сиденье, — уснул или, чего доброго, убит. Он выключил двигатель, но оставил фары зажженными. Снимая на ходу очки, вылез из машины.
Ночь была холодной, но ему показалось, что озноб, внезапно охвативший его, вызван не только этим. Он осторожно приблизился к машине и заглянул в окно. Никого.
Бишоп попробовал ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, приоткрыл ее. Радиооборудование в кабине свидетельствовало о том, что он не ошибся, — это действительно была полицейская машина. Где же, однако, сам полицейский? Должно быть, вошел в дом. Оттого, что он так легко поддавался Панике, Бишоп чувствовал себя довольно глупо. Впрочем, после недавних событий у него были основания поддаваться панике. Возможно, Пек приказал своему человеку оставаться в доме Кьюлека; в этом был смысл, если учесть, что беспокойство Пека о безопасности Джессики и ее отца после сегодняшних ночных событий возросло. Но почему она повесила трубку? Тут Бишоп выругался, почувствовав себя полным
