должен знать про «Воскрешение Два».
А после того, как он заговорил снова, эта ранее пропущенная информация заняла у него чуть ли не час.
Теперь издатель переключился на внутренний круг личностей, наиболее прямо занимающихся подготовкой Международного Нового Завета. Первым он отметил итальянского археолога, профессора Августо Монти, который и совершил сенсационное открытие. Профессор Монти, связанный с Римским Университетом, проживал со своей младшей дочерью, Анжелой Монти, на вилле, расположенной в окрестностях Рима. Далее, имелся француз, профессор Анри Обер, известный ученый и глубокий специалист, который устанавливал подлинность папируса и фрагментов пергамента в собственной лаборатории по определению возраста предметов с помощью радиоуглеродного метода, которая располагалась в Парижском национальном центре научных исследований. Он сам и его жена Габриэль, с которой он жил уже много лет, были очаровательной парой.
Далее, рассказывал Уилер, в этот тесный круг входил герр Карл Хенниг, известнейший издатель из Германии, чьи типографии находились в Майнце, а главный офис компании — во Франкфурте. Хенниг, вечный холостяк, занимался изучением жизни Гутенберга и был жертвователем Гутенберговского Музея, расположенного по соседству с его типографией. И, наконец, в этот тесный круг был включен доктор Бернард Джеффрис, пожилой богослов, текстолог и специалист по арамейскому языку, возглавляющий Богословский Колледж в Оксфорде, равно как и его молодой ассистент и протеже, доктор Флориан Найт, ведущий исследования в Британском Музее для доктора Джеффриса. Доктор Джеффрис и возглавлял международный коллектив, который готовил перевод Евангелия от Иакова.
Рассказав все это, Уилер с трудом поднялся со своего шезлонга.
— Что-то я устал. Пойду прилягу, а через несколько часов встретимся за ужином. Сегодня последний вечер на борту, так что смокинг можно не надевать. Послушай, Стив, доктора Джеффрис и Найт будут первыми, с кем ты встретишься завтра в Лондоне. Думаю, что Наоми вкратце расскажет тебе про них. — Он полуобернулся. — Наоми, в руки твои передаю нашего уважаемого публициста. Не отпускай его.
Ренделл проследил за тем, как издатель удаляется, а потом его взгляд встретился со взглядом Наоми. Их разделял пустой шезлонг в красную полоску.
Неожиданно Наоми скомкала плед и отбросила его в сторону, затем выпрямилась на своем сидении.
— Еще минутка здесь, и я превращусь в ледышку, — сказала она. — Если вы хотите выпить хотя бы вполовину меньше, чем я, можете меня угостить.
Ренделл поднялся.
— С удовольствием. Куда пойдем? Или вы предпочитаете «Ривьеру»?
Наоми отрицательно тряхнула головой.
— Слишком много пространства, слишком много людей и скрипичной музыки. — Черты ее лица, обычно резкие, сейчас смягчились. — В «Атлантике» обстановка более интимная. — Она сняла свои очки в роговой оправе. — Ведь вы же предпочтете местечко поинтимнее, не так ли?
РЕНДЕЛЛ С НАОМИ ДАНН СИДЕЛ в отдельной кабинке «Кабаре де л'Атлантик», неподалеку от танцевального пятачка, где француз-пианист наигрывал душещипательный парижский шансон «Melancolie». Они заканчивали уже по второй порции виски со льдом, и Ренделл чувствовал себя под хмельком.
Он не в первый раз посещал «Кабаре де л'Атлантик», ставший его любимым убежищем на лайнере «Франс». Сейчас он с Наоми сидел между двумя барными стойками. Бар с напитками находился прямо перед ними, в затемненной нише. На табуретах перед ним сидело несколько пассажиров, а красавчик- бармен, похожий на ведущего актера «Комеди Франсез», определял заказчиков по миниатюрным флажкам всех стран, украшающим стены и столы бара. За спиной у Ренделла был закусочный бар в форме подковы, который открывался в полночь и где типичный французский шеф-повар подавал полуночникам луковый суп, горячие сосиски в булочках и тому подобные вкусные вещи.
— Итак, Стив, завтра в шесть утра мы прибываем в Саутхемптон, — услышал Ренделл голос Наоми Данн. — Если учитывать таможенный досмотр и паспортный контроль, на берег мы сойдем часов в восемь утра. И не знаю, то ли мы поедем вместе с мистером Уилером в Лондон на машине, то ли поплывем на пароме до станции Виктория. В Лондоне мы сразу же отправим вас двоих в гостиницу «Дорчестер». Мистер Уилер и я задержимся в Лондоне лишь настолько, чтобы представить вас докторам Джеффрису и Найту из Британского Музея. Убедившись, что у вас все в порядке, мы тут же отправляемся в Амстердам. Вы же можете остаться с Джеффрисом и Найтом, задавать им различные необходимые вопросы, записывать ответы, и, если понадобится, остаться на ночь. И только после этого вы можете отправляться в Амстердам. Уверена, что встречу с этими двумя джентльменами вы найдете весьма интересной.
— Я тоже надеюсь на это, — заметил Ренделл. — После двух коктейлей в голове приятно шумело, и ему хотелось, чтобы это блаженное состояние не проходило. Он остановил официанта и спросил у Наоми:
— Как насчет того, чтобы повторить?
Женщина милостиво кивнула.
— Я останусь с вами так долго, сколь вам будет угодно.
Ренделл заказал по коктейлю и вновь обратился к Наоми:
— Эти британцы… с которыми я встречусь… Может мне следует что-нибудь знать про них, про их особые функции в «Воскрешении Два»?
— Ладно, давайте быстренько расскажу, пока еще не свалилась под стол.
— По вам не видно, чтобы…
— По мне никогда не видно, что я пила, — ответила Наоми. — Дело в том, что я никогда не пью. Но вот сейчас у меня начинает кружиться голова. Кстати, на чем это мы остановились? Ага. Первое, доктор Бернард Джеффрис. Это один из ведущих богословов во всем мире, специалист по языкам, употреблявшимся в Палестине первого века нашей эры — ну, вы понимаете, греческий, которым обычно пользовались оккупанты-римляне; иврит, употребляемый священниками в палестинских синагогах, и арамейский, диалект древнееврейского языка, на котором разговаривали простые люди и сам Иисус. Джеффрис: ему уже около семидесяти лет, довольно милый в общении; громадный, будто гризли, с маленькой головой и мелкими чертами лица, носит пенсне, пользуется тростью из ротанга. Он ведущий преподаватель Колледжа Ориенталистики Оксфордского Университета. Если же говорить точнее, он профессор Королевской Кафедры древнееврейского языка. Помимо всего этого он еще является председателем Богословского Колледжа. Короче говоря, лучше него в этой области нет никого.
— И он занимается одними языками?
— Теперь уже не только ими. Джеффрис намного больше, чем филолог. Он еще и папирусолог. Помимо этого, он специалист по Священным Писаниям и сравнительному религиоведению. Именно он возглавлял международный комитет по переводу текстов Петрония и Иакова. Впрочем, он сам расскажет об этом. Несмотря на то, что Джеффрис весь такой важный тип, намного полезнее для вас будет его протеже, доктор Флориан Найт.
Тут пришел официант с заказанными коктейлями. Ренделл чокнулся своим стаканом с Наоми, после чего они выпили.
— Так, — продолжила она. — Доктор Найт, это уже совершенно другой тип. Он из тех, кого в Оксфорде называют профессорскими сынками. Он сам занимается — или его попросили об этом — тем, что замещает доктора Джеффриса на лекциях и семинарах в Колледже Ориенталистики. Джеффрис тянет его наверх, чтобы сделать своим преемником. После семидесятилетия сам Джеффрис должен уйти в отставку, так что, как нам кажется, доктор Найт займет пост профессора Королевской Кафедры. В любом случае, доктор Джеффрис и доктор Найт не похожи как день и ночь.
— Как это понимать?
— Внешностью, темпераментом, всем. Доктор Найт — это один из пресловутых скороспелых и эксцентричных английских гениев. Он слишком молод, чтобы быть тем, кем он стал. Ему тридцать четыре года или что-то около того. Похож он, скорее всего, на Обри Бердслея. Вам никогда не приходилось видеть портретов Бердслея? Стрижка в стиле Бастера Брауна, глубоко посаженные глаза, нос похож на орлиный клюв, оттопыренная нижняя губа, громадные уши, длинные тонкие руки. Вот вам и доктор Флориан Найт. Пискливый голос, неестественное поведение, вечные нервы, но сам он абсолютное чудо во всем, что
