уличное движение, безопасность… Причин немало. Но только не детективы.
Он не мог ответить на возникшие вопросы, но и не ожидал, что сможет. На данный момент ему предстоял обмен информацией, а это не минутное дело. Теперь, когда вопросы задавали другие — Эл, еще один приятель Дантэ из муниципалитета, еще один человек из клана Рэйнтри, любивший жизнь не с самых приглядных ее сторон, а потому имевший интересные связи, — многое представало перед ним в совершенно ином свете.
Что бы ни происходило и как бы те двое детективов ни были замешаны в текущие события, Дантэ намеревался это выяснить, даже если ему пришлось бы привлечь к делу Мерси, чей телепатический дар был до такой степени развит, что однажды, когда ей было десять, а ему шестнадцать, она забралась в его голову в один крайне неудачный момент — он как раз пребывал наедине со своей подружкой — и воскликнула:
— Фи! Ну и здоровые!
От неожиданности он тут же утратил всю концентрацию, эрекция исчезла, а с ней и подружка. Шестнадцатилетние девушки, как выяснилось, плохо переваривают оскорбления относительно всего, что считают предметом своей привлекательности. В тот день он и начал блокировать Мерси, перестав пускать ее в свою голову, и тогда это приводило ее в бешенство. Она даже рассказала родителям о том, чем он занимался, и это закончилось длинным и очень серьезным разговором с отцом о том, как важно быть умным, контролировать продолжение рода и отвечать за собственные действия.
Увидев, как уверен его отец в том, что он женится на любой девушке, которая от него забеременеет, и останется ее мужем до конца жизни, Дантэ стал значительно осторожнее. Наследник дранира Рэйнтри не мог родиться простым человеком. Каждый Рэйнтри без исключения являлся генетически доминирующим существом. Любые дети, рождавшиеся от них, наследовали сверхъестественные способности клана. То же самое касалось Анзара, и именно поэтому Анзара сразу же убивали новорожденных от совокуплений с Рэйнтри. Когда смешивались две доминирующие силы, выйти могло что угодно. В том числе нечто весьма опасное.
Дар Мерси набирал силу по мере того, как она росла. Но Дантэ не думал, что ее присутствие понадобится; у Рэйнтри имелись и другие телепаты, которых он мог вызвать. Они пусть и не были так же сильны, как Мерси, но этого и не требовалось. Лучше всего Мерси чувствовала себя в «Убежище», вотчине клана Рэйнтри, где ей не приходилось усмирять свой дар, с которым ей так трудно находиться в мире не умевших выстраивать защиту людей. От случая к случаю она вместе с Евой, своей шестилетней дочерью, навещала его или Гидеона — Мерси ничем не отличалась от большинства женщин своей страстью к шопингу, а потому они с Гидеоном всегда были рады приютить Еву, пока ее мать потворствовала своим прихотям, — и все же, Мерси была хранительницей их дома. Она отвечала за «Убежище», распоряжалась там, и ей это нравилось. Он не стал бы просить ее о помощи, пока имел возможность поступить иначе.
Пока он делал звонки, Лорна стояла там, где он ей велел, чуть ли не дымясь от ярости, ерзая и с каждой минутой злясь все больше. Распаляясь до такой степени, что, наверное (так он полагал), ее темно- рыжие волосы уже взвились дыбом. Он мог дать ей свободу передвижения хотя бы в пределах дома, но она смогла бы использовать ее для того, чтобы чем-нибудь его ударить. Вообще-то он не отрицал, что ему даже нравились ее злость и нелестные комментарии.
Суть в том, что ему нравилась она.
Никогда прежде он не был так очарован… Даже тронут. Когда он услышал ее тихое постанывание во сне, сердце его сжалось. Но вот что действительно его пробрало, так это тот факт, что она явно знала, о каком звуке он говорил — вероятно, она стонала всегда, — но решительно сей факт отрицала. Храпела она, как же!
Она отказывалась быть жертвой. Ему это нравилось. Даже если с ней приключалась беда — вроде него, например, — она яростно отказывалась демонстрировать ранимость, не желала вызывать и тени жалости или сомнения в том, что она нисколько не слабее Кинг-Конга. Она не пыталась защищаться — предпочитала атаковать свирепой храбростью и острым язычком, не говоря уже о случайных апперкотах.
Он обошелся с ней жестко. Во многих смыслах. Он не только напугал ее и ожесточил — он унизил ее, сорвав с нее одежду и осмотрев так, как того требовала ситуация. Если бы она только вела себя более податливо… Но она не хотела, и он не мог ее в этом винить. Ничто из содеянного им прошлой ночью не могло внушить ей доверия. Притом что она и вовсе не принадлежала к числу людей, доверия которых легко добиться. Он даже сам не был уверен, имел ли намерение причинять ей вред. Если синий полумесяц клана Анзара оказался бы на ее спине… Что ж, ее трупа никогда бы не нашли.
Степень же облегчения, испытанного им, когда он не обнаружил искомого, удивила даже его самого. Ему тут же захотелось заключить ее в объятия, утешить, но хотя тогда пришлось бы внушить ей не причинять ему вред, иначе она наверняка попыталась бы выцарапать ему глаза, а уж если вспомнить о других соблазнительных частях его тела, то о них ему и подумать было страшно. В тот момент ей ничего от него не хотелось, кроме того, чтобы он исчез.
Страшно подумать, как она росла. Ей следовало тренироваться, контролировать и развивать свой дар. Учиться защищать себя. В ней таился самый большой запас неосвоенной энергии, а с ней и огромный потенциал как для нападения на других, так и для того, чтобы самой стать жертвой нападения.
Теперь, размышляя об этом, он все больше приходил к выводу, что она не столько предсказательница, сколько ясновидящая. У нее не было видений, как у его кузена Эко. Она просто «знала» определенные вещи — например, какая выпадет карта, выдаст ли монеты тот или иной слот, сколько стоит ее новая обувь… Почему она решила играть в казино, вместо того чтобы просто купить лотерейный билет, он не знал, хотя, возможно, она просто по велению инстинкта предпочитала оставаться незаметной. Разумеется, она могла выиграть любую денежную сумму, поскольку дар ее имел явную склонность к цифрам.
Но прежде всего, помимо вышеперечисленного, он видел перед собой два неоспоримых факта.
Она раздражала его до ужаса.
И он хотел ее.
По идее, одно должно было исключать другое, но не исключало. Даже раздражая его, а происходило это нередко, она вызывала в нем смех. И он не только желал ее физически, но и хотел, чтобы она приняла как данность свою собственную уникальность. Приняла его со всеми его недостатками, приняла как защитника и наставника, чтобы он мог научить ее управлять своим даром и контролировать его. А она это делать отказывалась, что в итоге вновь приводило его к тому, что она его раздражала.
Звонок в дверь ознаменовал прибытие новой обуви Лорны. Оставив ее одну закипать от злости, он пошел к двери, где его ждал один из сотрудников отеля с коробкой в руке.
— Простите, я опоздал, мистер Рэйнтри, — сказал юноша, вытирая пот со лба. — На шоссе была авария, возникла пробка…
— Ничего страшного, — сказал Дантэ, и парень немного успокоился. — Спасибо, что привезли.
Поскольку он не прекратил платить сотрудникам зарплату, то решил, что вполне может использовать их по мере необходимости.
Он взял коробку с собой, в кухню, где по-прежнему стояла приросшая к полу Лорна.
— Вот, примерьте их, — сказал он, протягивая ей коробку.
Она злобно буравила его взглядом, не принимая подарка.
Он ее не винил.
Достав ботинки из коробки и вынув комки бумаги из мысков, он встал на одно колено. Он ожидал, что она упрямо откажется поднимать ногу, но она позволила ему поднять ее, провести рукой по ее обнаженной ступне, дабы на ноге не осталось песчинок, и обуть в мягкий черный ботинок. Он повторил процедуру со второй ногой, затем, не поднимаясь с колена, поднял голову и посмотрел на нее:
— Подошли? Нигде не жмет?
Ботинки во многом походили на прежние — это он знал: простые, черные, на плоской подошве. Но на этом сходство кончалось. Эта пара была сделана из качественной кожи, с хорошим амортизатором и прочной конструкцией. На предыдущей паре подошва была тонкой, а швы кое-где уже начинали лопаться. В ее карманах находилось более семи тысяч долларов, а ботинки стоили пятнадцать. На что бы она ни тратила свои деньги, одежда в список покупок не входила.