известна и фраза поэта-сюрреалиста Поля Элюара[243]: «Другой мир существует – и вот он».
Проблема в том, чтобы увидеть все снова, точнее заново. Именно поэтому становятся необходимы Фрейд и Юнг, поэтому глубинная психология становится ключевым фактором для формирования постмодернистской чувствительности, и поэтому каждому из нас нужно вернуться к горнилу рождения его души, чтобы найти новые образы, которые посылают нам боги, которые они, конечно же, нам пошлют. Это обязательно случится – точно так же, как сегодня ночью нам обязательно приснятся сны, независимо от намерений Эго.
Как заметил Джозеф Кэмпбелл, нам брошен вызов стать «прозрачными для трансцендентного» [244]. Что это значит для любого из нас? Естественная тенденция нашей сознательной жизни связана со стремлением объективировать реальность и овладеть ею, чтобы выполнить программу Эго, в соответствии с которой оно должно справиться со своей тревожностью. В основном современная психология служит примером такой тенденции, а потому скорее фокусируется на поведении, чем на смысле, на умении справляться, чем на терапии, и все это ради того, чтобы подчинить богов великому и требовательному супербогу – Безопасности.
Следуя этой программе, мы обретаем склонность к материализации образов, к фантазии о том, что они властвуют над нами или, по крайней мере, манипулируют нами, а это значит, что они перестают излучать энергию. Короче говоря, мы устанавливаем связь с оболочкой, а не с божественным духом (рпеита), который пронизывает оболочку и делает ее нуминозной. Полнейшее чудо сновидений, необычайно творческий процесс их образного представления, их странные сценарии, их поразительные программы -все это свидетельствует о присутствии божественной энергии. Те, кто оказался под институциональным воздействием, станут отрицать божественность таких проявлений, опасаясь зова следовать программе, подразумевающей распятие, трансформацию, смерть. И, вероятно, они правы, проявляя такую предосторожность. Но пока мы, оставаясь сознательными людьми, ощущаем присутствие этой автономной, трансцендентной энергии – мы ощущаем присутствие богов.
Я всегда полагал, что люди могут проснуться утром и спросить себя: откуда взялся их сон. Может быть, они его придумали? Может быть, я его придумал для них? Может быть, он исходит от Самости, чем бы она ни была? Прожить какое-то время в процессе таинства раскрытия дара сновидения – значит вновь обрести трепет и способность правильного отношения к божественному. Иначе говоря, человек является «прозрачным для трансцендентного». Сакральная энергия через образ протекает к нам и через нас, а не мы концентрируемся на образе, поклоняясь Христу, Будде или какой-то иной харизматической фигуре.
Наверное, эти фигуры так мощно воздействовали на своих современников, потому что они были прозрачными, то есть от них исходил свет, и наполнявшая их энергия затрагивала что-то глубоко внутри у людей, которые их окружали. Несомненно, что и это тоже имел в виду Блейк, когда сказал, что в каждой песчинке видит вечность и что обновленное восприятие мира, способное сквозь оболочку материального ощутить движение духа, созерцает вечность:
Юнг размышлял над этими вещами и пережил глубокие инсайты. Хотя Блейк тогда еще мог говорить о силе, которая настолько одухотворяла песчинку, что он смог в ней увидеть очертания Сиона[246], у нас уже вряд ли есть такая аффективная связь с древними образами, которая была у Блейка. Юнг говорит, что мы можем еще приблизиться к сфере сакрального если не через Сион, то по крайней мере, через душу, которая является той ареной, на которой происходят все важные для нас события. Юнг пишет:
…Я затем и отделяю сущность от ее метафизической обертки, чтобы сделать ее объектом психологии. Тем самым я могу… выявить психологические условия и процессы, прежде облеченные в символы, которые были выше моего понимания. Таким я могу пойти по стопам верующего и, быть может, испытать похожие переживания; а если в конце концов за всем этим должно скрываться что-то невыразимо метафизическое, то таким образом оно сможет проявиться лучше всего.[247]
Именно такие высказывания Юнга некоторых людей приводили в ярость. Они заявляли, что он «психолигизирует» Бога, словно Бог является психическим эпифеноменом. Что бы ни представляли собой боги, наше переживание их неизбежно является интрапсихическим, как и все прочие наши переживания, независимо от того, какими причинами они вызываются, внутренними или внешними. Здесь же Юнг стремится сохранить достоверность смысла бога-события и восприимчивость к нему. Независимо от того, что послужило причиной этого события: какая-то внешняя метафизическая сущность или некий интрапсихический процесс, оно является для нас реальным и заслуживает уважения.
По мнению Юнга, такая установка дает нам возможность испытать самое важное – переживание воплощенного смысла, а не потакать тревожности Эго, побуждающей превратить божественное переживание в понятие, – и таким образом пребывать в покое на Сионе[248]. Юнг утверждает, что при такой открытости могут гораздо полнее проявиться любые метафизические реальности. Во всяком случае, человек становится более прозрачным для трансцендентного. Как нам всем хорошо известно из Священной истории, божество постоянно карает верующих за стагнацию их переживания божества, за превращение духа в образы. Мы ни в чем не превзошли наших предков; мы все становимся склонными к идолопоклонству, когда забываем о том, что образ предназначен для того, чтобы выводить нас за свои границы – к невыразимому. Символ направляет нас к божественному, но сам он не является богом.
Как уже отмечалось, путаница идолопоклонства ведет к буквализму, погромам и крестовым походам. Это плохая психология и плохая идеология.
В конечном счете, и психолог, и теолог должны с почтением относиться к невыразимому. Психология не больше знает о том, что такое психика, чем знает теолог о том, что такое Бог. Тот, кто думает иначе и провозглашает иное, заблуждается, подвержен инфляции или страдает психозом. «Бог» – это метафора того, что полностью трансцендентно нашей способности понимать и проявляется посредством изначальных сил, воздействие которых мы, как бы то ни было, на себе испытываем. (Употребление слова Бог – это форма почтительного отношения к сверхъестественной энергии.) Слово психика (psyche) – это метафора того, что полностью трансцендентно нашей способности постигать, сил, действующих у нас внутри. (Употребление слова психика возможно лишь в том случае, если мы сохраняем почтительное отношение к невыразимому, пока мы не деградировали до фантазии психологии -то есть до фантазии о контроле за тем, что выходит за пределы наших возможностей.)
И для психологии, и для теологии истинно религиозное отношение включает в себя трепет и смирение перед непостижимым.
Все остальное – это самообман. Вот что писал Юнг о тайнах средневековых знахарей-целителей:
Нам не следует лишать Парацельса и алхимиков их тайного языка… Изменчивые мифологемы и мерцающие символы гораздо лучше выражают происходящие в психике процессы и, в конечном счете, гораздо яснее, чем самое точное понятие. Ибо символ не только делает процесс видимым, но и позволяет воспроизвести его переживание.[249]
Если говорить об алхимии… Что мы можем сделать со сновидением, которое принесла мне на прошлой неделе женщина в возрасте пятидесяти с лишним лет, которая об алхимии не имела вообще никакого представления? Вот ее записи:
Чистая жидкость кипит в колбе, стоящей на плитке лаборатории. Я бросаю в колбу шарики жидкой ртути (такой, какая она бывает в термометрах). С помощью специального инструмента я помешиваю жидкость: несколько шариков ртути превращаются в кусочки золота. Оказывается, их нужно было бросить в какой-то другой сосуд; однако меня совершенно
