история струится на дворе судьбы царицакак предсказал анри пуанкаревсе повторитсясам воздаяние себе и местьсвой суд без словаедва отдышишься от жизни здесьначнется сновапритерта биография к вещамвся в адской сажеона как фридрих ницше обещалу нас все та женадежда свидеться соблазн обнятьживых кто ближено там ведь ты появишься опятьвсегда все ты же
Все как есть
вначале оставалось все как естьто водосточная журчала жестьто шустрые в метро шныряли крысыс афиш подкожным клейстером шуршасмотрела в сумерки его душав притворном естестве киноактрисыбыл сморщен мир как сказочный кощейон состоял из выцветших вещейи отношений зрение качалосьв глазницах как растяжка на ветрус бессмысленной строкой он поутрувчитаться пробовал не получалоськогда он честно спал то видел лугвесь в лютиках на дальнем поле плугс оратаем овраг в хрустальных росахбез просыху и сам куда-то в немв обличье старца бесконечным днемшагал сжимая суковатый посоха наяву все вкривь пошло и вкосьпровисло время где изъяли осьхребта он понимал что полог порванодна душа под ливнями белапятном на сером заднике былакак натали какая-нибудь портманон там лежал на цинковой доскедодумывая притчу о кускеневнятной надписи с изнанки векаа номер на ступне уму в ответопределял помеченный предметкак окончательного человекапар над оврагом ширился и росне просыхая в катакомбах грезон был разъят на матрицы и воздухв прощальном сне обещанный емуделился заново на свет и тьмуна небо в лютиках и землю в звездах
«над стволами центрального парка…»
над стволами центрального паркагде самшит с нивелиром обритзанимается небо неяркоежеутренним спиртом горитпостепенно из потных постелейвыгребая тела к десятинам о жребии пленных растений