русской поэзии, наиболее ярким подтверждением чему служит его критический обзор сборников стихов молодых авторов — М. Зенкевича, А. Ахматовой, Ф. Коген, М. Цветаевой, Л. Столицы, И. Эренбурга[37].
В годы первой эмиграции в парижском доме Цетлиных на avenue Henri Martin, 91, вблизи Булонского леса, перебывал цвет художественной интеллигенции — П. Пикассо и Д. Ривера, Н. Гончарова и М. Ларионов, Э.А. Бурдель (изваявший скульптурный портрет М.С. Цетлин[38] ) и Э. Верхарн, Г. Аполлинер и Р.-М. Рильке, М. Волошин и И. Эренбург (последний в небольшой поэме «О жилете Семена Дрозда» под именем Игоря Сергеевича Михеева вывел потрет Цетлина, заменив чайное производство на спичечное), и мн. др.[39] (см. относящуюся к этому времени переписку между М. Волошиным, И. Эренбургом, Б. Савинковым и Цетлиными)[40]. Так, например, в письме Б. Савинкову от 29 ноября 1915 г. М. Волошин писал:
После Вашего отъезда произошли разные большие события и передвижения масс: Эренбург бывает часто в отеле на Avenue Henri— Martin[41] — любим и оценен.
Его книга[42] покорила себе сердца: в субботу (субботу!) он читал стихи, сидя в кресле среди персидского ковра, окруженный светскими дамами, «точно козел — величественный, гнусный и смрадный» (трубка), как я уверял его. А выходя, к счастью, уже в вестибюле (в том месте, где Андрей Соболь пробил собою зеркальную дверь), у его ветхого костюма отвалилась (красный хохот!) одна штанина. Но он благополучно, под покровом ночи добрался до своего подполья[43].
Живя за пределами России, Цетлин являлся хозяином московского частного издательства «Зерна», которое И. Эренбург не без иронии назвал «эфемерным»[44]. Судя по всему, «эфемерность» вытекала для Эренбурга из отсутствии какой-либо привычной для издательских дел «институции» — перспективного плана или хотя бы относительно постоянного производства. Все это заменялось несколькими изданиями достаточно узкого круга авторов, которые осуществлялись по воле и желанию Цетлина и не преследовали ровным счетом никаких целей, кроме частного меценатства и издания собственных стихов. Вместе с тем несомненен известный культурный вклад «Зерен» в историю русской литературы. В этом издательстве были напечатаны упомянутые выше «Стихи о канунах» И. Эренбурга, а также его переводы из Ф. Вийона и фаблио XIII в. «О трех рыцарях и рубашке» Жака де Безье[45] (все три книги — 1916); здесь же появились сборники стихов М Волошина «Anno mundi ardentis» (1916) и самого Цетлина: в 1916 году — «Глухие слова» (посвящен М<арии> С<амойловне> ц<етлин>), в 1920 г. — «Прозрачные тени. Образы» (посвящен матери поэта). Очевидно, в тех же «Зернах» должен был появиться сборник стихов В. Ходасевича, за который автор, согласно записке к нему Цетлина от 10/23 апреля 1918 г., получил гонорар в размере 600 рублей[46] (сборник издан не был). В том же 1918 г. здесь увидел свет коллективный сборник «Весенних салон поэтов»[47], в котором наряду с другими представлены и стихи Цетлина («Одна звезда упала…», «Не настало время молиться…», «Журфиксы в ссылке…», «Нет ничего в душе моей, что б людям рассказать…», «В темной жажде божества…», с. 13–16)[48]. В одной из рецензий на «Весенний салон» говорилось о смотре «наличных поэтических сил» (Р. Мамонов)[49], а автор другого отзыва, появившегося в киевской прессе, отмечал:
Перед нами сборник стихов тяжкого, страшного и великого 1918 г. Как всякая книжка оттуда, из России, такой родной и близкой и такой далекой и недоступной, она волнует и радует.
И удивительным и радостным кажется, что, несмотря на весь раз вал ее внешней жизни, ее духовная, творческая жизнь не разрушалась Мы лишены возможности систематически следить за поэтической публицистической и научной мыслью России, но то, что до нас доходит показывает, что эта мысль бьется усиленным и бодрым темпом[50].
Культурная значимость «Весеннего салона» проявлялась в нескольких существенных аспектах, например, в том, что в нем были впервые напечатаны стихи столь незаурядной поэтессы, как Вера Меркурьева, которой к тому времени было уже за сорок[51].
В «Зернах» планировалось также издать подготовленную совместно Эренбургом, Волошиным и Цетлиным книгу о Ш. Пеги и выполненные Михаилом Осиповичем переводы «Португальских сонетов» Е. Баррет-Браунинг, однако выход той и другой не состоялся (цетлинские переводы «Португальских сонетов» появятся только сорок лет спустя, когда самого переводчика уже не будет в живых)[52]. Кроме того, близкий к Цетлину М. Волошин рекомендовал ему издать сборники М. Цветаевой и С. Есенина. В апреле 1916 г. он писал тому из Москвы в Париж:
<…> сейчас же написал Марине Цветаевой в Москву, чтобы она выслала тебе рукописи своих обеих новых книг стихов и чтобы написала Есенину, т. к. я с ним не знаком и не знаю, где он, а она с ним хороша[53].
Вероятно, отвечая на это письмо, Цетлин сообщал Волошину:
Я еще не получил стихов М. Цветаевой и С. Есенина. Жду их с трепетом, ибо успел разочароваться в обоих. То, что печатала М. Цветаева, мне мало нравится, длинно, приблизительно внешне импровизация «con brio»[54]. И у Есенина чересчур много общего с его сотоварищами Клычковым и прочими «рыбками»[55]. Никак не могу себя заставить полюбить Мандельштама, для меня загадка твоя и других людей, мнение которых ценю, любовь к его стихам. Из «тяжести недоброй» он еще не создал «прекрасного», да и тяжести в смысле настоящей вескости в нем мало. Есть ум и еще больше умничанья. М. б., я в своем мненьи раскаюсь, но… это мое мненье, и я его разделяю. Больше, чем М. Цветаеву, хотелось бы мне издать Ахматову, М. Шагинян — из женщин[56].
Ни тот, ни другой издательский проект — ни цветаевский, ни есенинский — реализован не был, хотя Цетлин, судя по всему, не оставлял этого намерения и в дальнейшем. 15 сентября 1918 г. тот же Волошин следующим образом реагировал на дошедшие до него слухи:
Слышал, что ты издаешь книгу Марины Цветаевой, и очень этому порадовался[57].
Увы, радость была преждевременной: времена наступили суровые, большевистские — оставаться в революционной Москве Цетлины больше не могли и не желали. Они бежали на юг, в Одессу — обычным путем для многих будущих русских эмигрантов, а затем в апреле 1919 г. отплыли к берегам чужой земли и никогда уже больше в Россию не возвращались.
Несмотря на то, что издательство «Зерна» фактически прекратило свою деятельность на упомянутой книге стихов Амари-Цетлина «Прозрачные тени. Образы», формально оно существовало и в дальнейшем, за границей, сопровождая издательские инициативы Михаила Осиповича и его супруги. Так, под эгидой «Зерен» был реализован задуманный ими трехмесячный альманах «Окно», на котором, правда, парижская издательская деятельность Цетлиных заканчивается, чтобы вновь возродиться лишь через много лет, уже в США, куда семья переберется из Европы, охваченной огнем II мировой войны.
Но — вернемся в переживавшую революционные потрясения Россию 1917–1918 гг. Дом Цетлиных в центре Москвы, в Трубниковском переулке, превратился в одно из главных мест, где встречалась художественная интеллигенция. Как и некоторое время назад в Париже, где хозяева держали литературно- артистический салон, их двери были открыты и для тех, кто впоследствии, как и они сами, стали эмигрантами, и для тех, кто, подчинившись новому режиму, остался в советской России. Впоследствии И. Эренбург писал в своих мемуарах:
