Во мне возникла, — как, зачем, не знаю, — Меж образом безбольной Айседоры И мальчиком, давно уж мной забытым, Еврейским мальчиком, который нес Проклятье нищеты и умер рано, И умер рано, в жизни не узнав О нежном, светлом имени твоем, Столь сладостно прекрасном, Айседора. И только с смутной силой ощущал Полурасцветшею душой, что есть На свете красота и радость… Он был немного сгорблен, некрасив, — Еврейские так дети вырастают В трущобах тесных — чахлые, больные, — На хилом теле голова большая Неправильной и угловатой формы, Подстриженные коротко, неровно Щетинистые волосы, на тонких, Немного злых губах усмешка скорби И что-то старческое в складках рта. И лишь глаза глубокие, большие, Как горные прозрачные озера. Он сыном был портного, в детстве помнил Старуху молодую — мать, отца, Склоненного над вечною работой, Подвал, полоску неба, грязный двор, Немного травки чахлой у сарая, Какой-то кустик у ворот и стаю Крикливых и задорных мальчуганов. Он был такой прозрачный, хрупкий, нежный, Он был слабей других, и вот его За это били и прозвали «Малхамовэс», Что значит — ангел смерти. Айседора! Ты жизнь и свет, ты жизнь и красота, Ты радость радости и жизни жизнь… Он не узнал, что значит слово старость, Он был нетерпелив, он не дождался, Он знал лишь детство, отрочество, смерть. И в детстве раннем свет мелькал порою: Проснешься радостно и знаешь — Пасха. Не только что работать, — и ходить Нельзя сегодня много. Быстро вскочишь, Скорее в воду окунешь лицо (Отец не любит заспанных, хоть он Сегодня добр). Скорее на молитву, Знакомые слова бормочешь быстро, Но всё же совестливо, — пропускать Слова молитвы грех, — вот достоишь Перед концом «большое шэминэсрэ», А там горячий чай с мацой творожной, А там игра в орехи на дворе, И маленькое сердце так трепещет И бьется, как орешек на доске. А вечером светла, как радость, скатерть, И мальчик нараспев, он самый младший, — Герой и принц, — сначала тихо, тихо, К концу ж задорно спрашивает деда, Что значит эта радость, эта ночь. О Пасха, о божественная радость, Сухая, как маца, без поцелуев, Без звонов колокольных, без цветов. Ты всё ж прекрасна и свята — зачем Сюда прокралась ты? Иль без тебя Нет жизни? Посмотри, как эти люди Бледны и некрасивы, их глаза В труде потускли, но сияешь в них Ты, как в глазах у Айседоры… Пасхальная, весенняя, святая, Ты радости пылинки золотые На нас свеваешь — пыль цветов нездешних. Тебе земных цветов послали люди, Две розовые яблони, — вокруг них, Едва зацветших, предвесенне-нежных, Кружилась ты, как мотылек, кружилась И славила зацветшую любовь… К нему пришла любовь под гул колес, Под стук машин на дьявольской работе. Мелькнуло нежное лицо в веснушках, Зазолотились кудерьки волос. Как колокольчик прозвенело имя, Как колокольчик — Дина — колокольчик Лиловый, средь полей, звенящий солнцу.
