неожиданное предложение: отдохнуть в их с Даней комнате, пока они оба подежурят над одром болящей. Неуместной Осиной галантности удивились и Зина, и сам Данила. Даня деликатно промолчал, а его тетушка-насмешница заметила, что над одром болящей, как mon cher Иосиф изволил выразиться, и так уже дежурят единоутробная сестра и законный супруг. Что же до Зинаиды, то она здесь устроилась с книжкой лишь потому, что ее сон безнадежно перебит последними событиями. Но если ей захочется — тут последовала многозначительная пауза — подремать, например, то помещений для этой цели в доме пруд пруди, и не обязательно выгонять кого-то, или даже двоих, из их собственных кроватей. После столь изысканного объяснения Зинаида премило улыбнулась и любезно поблагодарила душку Иосифа. Тот смущенно умолк, а после небольшой паузы попробовал ответить в том же светски-элегантном духе, в чем и преуспел не более, чем носорог — в балете. Вдоволь насладившись зрелищем его замешательства, Зина, наконец, любезно пожелала ему отменно выспаться и вновь принялась за чтение.
Когда парни добрались до спальни, Данила бросил на приятеля ехидный взгляд:
— Ты был неотразим. И куртуазен. Что это на тебя нашло? Уж Зинка-то себе комнату со всеми удобствами найдет и в Антарктиде! Слушай, да ты, кажется, добиваешься благосклонности моей прелестной тетеньки? — якобы изумился он.
— А если, то что тогда? — грустно вздохнул Ося, — Ты меня, соблазнителя бесчестного, зарежешь, чтобы я не надругался над чистой бизнес-девой? Не бойся, у меня шансы нулевые.
— Почему это? — всерьез удивился Даня, — По-моему, ты совсем не так плох, как кажешься на первый взгляд.
Он обвел придирчивым взглядом худощавую, но вполне пропорционально сложенную фигуру приятеля, потом глянул на его конопатую, уморительно-печальную физиономию и от души расхохотался.
— На второй я еще хуже, да? — буркнул Иосиф безо всякого энтузиазма, — Ну, знаешь, она же не пятилетняя Дашка. Ее цветом волос не очаруешь. И к тому же, похоже, считает меня малоинтересным сопляком. У нее, кажется, муж есть?
— Муж есть, зовут Сева, живет она с ним лет двадцать, так что могла и подустать от семейной-то рутины. Насчет возраста: Зинаиде слегка за сорок, а совсем не так много, чтобы при встрече ей хотелось дать тебе карамельку, — Даня снисходительно усмехнулся, — Хоть она и ведет себя с тобой соответственно… Прямо гувернантка с умненьким, послушным мальчонкой! Наивный! Да ведь тут невооруженным глазом видать: никакая это не материнская забота — так, кокетство одно. Знаешь, нашу Зинку остановить нельзя, коли ей захочется… отдохнуть по полной программе! А тут забавный тип вроде тебя доверчиво в глаза заглядывает и без всякой корысти, невинненько этак предлагает: располагайтесь в моей комнате, отдыхайте, вот и кроватка постелена! Ну, не дрейфь, дружище: отправляйся завтра с тет… с Зиной на озеро в лесу — места там замечательно красивые — и попробуй продолжить свои непристойные попытки на лоне… э-э… природы, — и Данила хитро подмигнул другу.
— Ну и грязные у вас мысли, доктор. Вы что, маньяк?
— Конечно, маньяк. А потому доверьтесь мне, mon cher: я вам плохого не посоветую. Надеюсь, ты в восторге?
— В совершеннейшем. Ладно, давай все-таки поспим, а то приятный дачный отдых истощил мои последние силы — что физические, что душевные, — и Гершанок от души, с надрывом зевнул.
После полудня Лариса пришла в себя — относительно, конечно. Приподняв голову, она увидела мужа, задремавшего в кресле возле кровати. Руслан спал, запрокинувшись и раскрыв рот, сладко похрапывая. Вид у спящего мужчины всегда на удивление беспомощный — во время сна большие мускулистые мужики превращаются в младенцев: сопят, обиженно оттопыривают губы, что-то бормочут тоненькими детскими голосками, а после страшного сна подскакивают на кровати с криком 'мама'. Лариса долго-долго смотрела на мужа, которого явно беспокоили полуденные кошмары. Он подергивался, слабо помахивал руками, пытаясь отогнать что-то, надвигавшееся на него в сновидениях, жалобно похныкивал и постанывал. Лара прослезилась в умилении. От ее всхлипываний Руслан проснулся, и состоялось, как и было предсказано, нежное примирение.
Сразу же после первых объятий и вздохов Лариса, замирая от страха и слабости, принялась оправдывать свою иррациональную тягу к пакостнику Алексису унылой праведностью их семейной жизни. Ее супруг действительно оказался добрым малым — ему даже особых объяснений не потребовалось. Руслан и сам чувствовал: в их браке чего-то не хватает, но взять и предложить Фрекен Бок хорошую порцию безумств в качестве допинга не решался. И он твердил себе, когда накатывало ощущение невыносимой скуки: 'Все и так хорошо, чего тебе еще надо, придурок?' Прибавив к этой нелестной характеристике еще несколько — 'кретин', 'извращенец', 'аморальный тип' — стеснительный муж смирял в душе непристойную жажду новых ощущений, хотя бы на некоторое время. Теперь Ларисе и Руслану приходилось только удивляться тому, что они за десять лет брака как-то не нашли возможности познакомиться по-настоящему, несмотря на рождение двух 'прелестных деток'. Должно быть, впервые супруги посмотрели друг на друга с неподдельным интересом…
Перед обедом в комнату больной вошла Зоя и присела на одеяло, глядя на Ларису с тревогой и нежностью:
— Ну, ты и учудила, сестрица! Ты что, лучшего выхода не нашла? Разве можно над собой такое вытворять?
— Что учудила? — искренне удивилась Лариса, — Какой еще выход? У тебя что, киста в мозгах? Ничего я не чудила и не вытворяла!
— Ты еще какие-нибудь таблетки принимала вчера, после того, как мы с Зинкой ушли? — нахмурясь, спросила Зоя.
В этот удачный для сыщика момент в комнату вошел Данила с бульоном и всякими непритязательными сухариками, и сразу же навострил уши. Лара посмотрела на снедь на подносе и судорожно сглотнула:
— Может, не надо?
— Любишь травиться, люби и лечиться, — как ножом отрезал Даня и пододвинул к постели столик, — Не будешь лопать добровольно, госпожа Бовари российского разлива, введем через зонд. Доктор велел: больше пить жидкости, чтоб вывести токсины. Жаль, что и дурость твою бабью нельзя вывести тем же путем и с такой же легкостью!
— Да что вы, ребята, твердите, как нанятые, про какую-то глупость и Эмму Бовари? Помешались? А, понимаю! У нас в Мачихино — эпидемия паранойи. Поздравляю, — испуганно хихикнула Лариса.
— А кто таблетками травился после аэробики с садовой скамейкой? Скажешь, что приняла их за стероиды? — строго поинтересовалась у сестры Зоя.
— Я? Травилась таблетками?
— А кто, я, что ли? — присоединился к бестолковому диалогу Даня, уже понимая, к чему все идет.
Если Фрекен Бок в ее попытке и помогли 'по доброте душевной', то получается совсем уж нехорошая вещь: один из обитателей дома слегка поехал крышей и вообразил себя добрым ангелом, предназначение коего — избавлять родных и близких от земных горестей. А если это не безумный маньяк, то хладнокровный охотник за свидетелями. И отныне не ровен час…
Чтобы не додумывать до конца новую неприятную мысль, Даня нарушил установившееся после его вопроса оторопелое молчание и снова принялся терзать Ларису:
— Так ты не пыталась отравиться снотворным?
— Зой, — вместо ответа Фрекен Бок обратилась к сестре, опасливо поглядывая на Данилу, — и давно это с ним? А он не кусается?
— Не знаю! — пожала плечами Зоя.
Ей тоже было страшновато, но она предпочла держать себя как ни в чем не бывало:
— Вы побеседуйте, а я пойду, погляжу, как там обед. Ларка, будешь вести себя, как дура кисейная — я сама тебя на тот свет отправлю! — и она почти выбежала из комнаты.
Даня посмотрел на бледную, не вполне оправившуюся кузину с тревогой:
— С тобой разговаривать-то можно? Ты как себя чувствуешь?
— Нормально, более ли менее. Вы что с Зоей думаете? Что я решила какими-то лекарствами
