отравиться? Но я и приняла всего-навсего две, может, три таблетки. Мне их Зина дала, еще после маминой смерти.
— Зина… — остолбенел Даня, — зачем?
— Ну, как зачем? Мне было очень худо, я все ревела, никак не могла в себя придти. Зинаида заглянула, сказала, чтобы я не впадала в истерику, и дала эти таблетки.
— Сколько?
— Одну упаковку. Кажется, в упаковке штук десять. А другую она понесла Зое.
— Зина сказала, как их принимать? Там, в упаковке, была инструкция?
— Там была бумажка, а в ней насчет приема по три таблетки в день, кажется. Только я и не принимала их ни разу, сунула в тумбочку, они и потерялись. А вчера вечером я расхлюпалась, как идиотка последняя, пришли Зина и Зойка, стали меня успокаивать. Зоя принесла воды из кухни, Зина стала искать эти таблетки в тумбочке, не нашла и дала мне свое лекарство, две штучки, я их выпила и хотела заснуть.
— Постой… Ты захотела спать?
— Да нет, — досадливо отмахнулась Лариса, — Я больше хотела, чтобы Зина с Зойкой ушли. А они все сидели, бубнили что-то… Потом, наконец, они ушли, и все, — Лариса принялась разглядывать свои ногти, как делают многие женщины в неловких ситуациях, всем своим видом показывая, что больше рассказать нечего.
Даня взял кузину за подбородок и повернул ее лицом к себе:
— Кто еще приходил? Кто был у тебя вечером?
Лариса надулась, как мышь на Адельку, скрестила руки на груди, и демонстративно молчала. Данила подождал немного, глядя на Фрекен Бок с осуждением, потом мягко стал уговаривать упрямицу:
— Пойми, это важно. Если ты приняла всего только две таблетки, то кто-то тебя отравил. Мне надо знать, что ты вообще принимала, ела или пила вчера после ссоры с Русланом. Тогда, может, я все тихо выясню, и никаких скандалов с привлечением милиции, ФСБ, Интерпола и Скалли с Малдером. Ну, прекрати в молчанку играть.
— Ты бы еще сказал 'в несознанку', — хихикнула Лариска, — Ну хорошо, гражданин начальник. Заходил после девочек Алеша, он уезжать собирался, пришел попрощаться. Мы поцапались, наговорили друг другу гадостей, он и уехал, даже утра не дождался.
— Он тебе давал таблетки или ампулы? — Даню просто трясло.
'Опять этот дровосек чертов! Он ее довел до ручки, Фрекен Бок и наглоталась всякой дряни, а теперь ей стыдно признаться, как дело было…'
— Да нет, нет… Как ты не понимаешь, мы ссорились, отношения выясняли, кричали даже. Ну, не кричали, пожалуй, шипели, как коты, чтоб весь дом на крик не сбежался. После этого я Алексея прогнала, сказала, что не хочу его больше видеть.
— А потом? Что было потом?
— Опять ты про еду, питье, внутривенные уколы? Нет, аппетита у меня в тот вечер не было, колес я не глотала, растворителей не пила, и пестицидами не занюхивала. Дошло до тебя, наконец?! — Лариса явно рассердилась.
Даня поднял руки, беспомощно пожал плечами и побрел к выходу. На пороге он остановился и обвел комнату взглядом. Похоже, что взрывных устройств сюда подложить не успели, так что пока Ларка в безопасности. Данила вздохнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
В отличие от своего приятеля Иосиф с утра сибаритствовал, беззаботно волочился за Зинаидой, сидел с нею в самых уединенных и романтических закоулках, ходил гулять, беспрестанно что-то нашептывал ей на ушко, и прекратил это приятное занятие только вечером. Перед ужином, насвистывая 'Тореадор, смелее в бой', он явился в комнату, намереваясь переодеться во что-нибудь поприличнее, а то шорты и футболка уже не казались мачихинскому Казанове достойным туалетом. Данила перехватил вертопраха на выходе и, зажав между стеной и дверным косяком, изложил ему все, что удалось узнать из разговора с Лариской. В ходе пересказа намного отчетливей проявлялись детали, не замеченные Данилой во время диалога с Лариской. Даня так часто останавливался на середине фразы и замирал, глядя перед собой не слишком осмысленным взором, что Ося начал нервничать:
— Ну что ты стоишь, точно всесовершенный Будда — бездна познаний и полное отсутствие подходящего собеседника? Говорить будешь?
— Послушай, таблетки Зинаида поровну распределила между сестрами еще в день теткиной смерти, а этой ночью фактически спасла Лариску, действуя не хуже, чем служба девять-один-один. Скорее всего, она не может быть убийцей. Зоя принесла сестре воды, но это не доказывает, что в воде было что-то — те же Зинины таблетки — на вкус бы чувствовалось. Алексис заходил, наговорил пакостей и сбежал, то есть действовал по привычной схеме. Никак не пойму, кто мог Лариску отравить…
— Значит, все-таки самоубийство? — Иосиф не знал, что и думать.
— Давай зайдем в ее комнату и посмотрим, нет ли там чего-нибудь любопытного, — предложил Даня, — Там ведь еще не убирались?
— Вроде нет. Руслан дежурил у ложа супруги, Зоя стряпала на всех, ей не до уборки было, Зина порывалась перенести свои вещи к Фрекен Бок, но я мешал всеми силами. Пока комнату не трогали, — Ося решительно двинул к выходу.
— Молодец, не зря я тебя вчера на этот флирт вдохновил! Пошли!
Оказавшись в спальне Лариски, они произвели аккуратный досмотр, не санкционированный никаким учреждением — вот преимущество родственных связей следователя и с обвиняемым, и с жертвой! На тумбочке возле кровати, которую Лариса чудом не свалила, когда ползла к двери, стояли… два стакана. Один был чист и прозрачен, а во втором просматривался слой беловатого налета на дне и едва заметные разводы на стенках. Этот сосуд Ося прихватил с собой, когда они оба, озадаченные, уходили из спальни.
— Как ты думаешь, тот самый транквилизатор растворили в воде, и все это пойло влили в бедную Ларку? — растерянно спросил Иосиф, рассматривая осадок.
— Скорее всего. Остается узнать, кто это сделал: Зинаида, Зоя или Алексис. Или сама Фрекен Бок, наконец! — Данила раздраженно закурил перед раскрытым окном.
— Как же нам это узнать? — допытывался Иосиф, не очень, видимо, представляя, что теперь им, хочешь-не хочешь, а придется 'снять показания'.
Ося в душе понимал, что на свидетелей в ходе получения информации полагается оказывать моральное давление, но он никогда не умел использовать людей. 'Мне надо выбрать, как себя вести с Данькиной родней…' — обреченно думал Иосиф, — 'И плюнуть на их несчастные 'показания' нельзя, и трясти бедных баб, как груши, лишь бы побольше узнать, тоже не годится. Если даже меня это беспокоит, то каково Даниле? А что делать с истериком Алексисом? Он ведь будет всячески демонстрировать, что обижен, глубоко и незаслуженно? Известно, любимая тактика защиты у посредственностей. Вот будет приятно побеседовать! Врагу не пожелаешь', — Иосиф безнадежно вздохнул. И тут Даня усмехнулся и прищелкнул в воздухе пальцами. Его, по всем признакам, осенила идея.
— Вот что! Ты с Зинаидой поговори насчет вчерашнего: что было в спаленке после сцены в саду, я — с Зоей, на ту же тему, а потом съездим вместе в Москву, разыщем этого термита двуногого, прижмем его к стенке и добудем недостающие сведения.
— У меня тоже насчет невинности и девственной чистоты его намерений ба-альшие сомнения, — согласился Ося с приятелем, понимая, что Даниле тяжелее всего видеть безжалостных убийц в сестре и тетке, и он подсознательно надеется, что виноват окажется именно антипатичный ему Алексис.
Снова пришел вечер, лиловый и теплый. Иосиф вдруг ощутил, что начинает привыкать к жизни в деревне, несмотря на то, что ее даже в шутку нельзя назвать спокойной. Ужасающие события, происходящие под крышей старого дома с регулярностью хронометра, не могли уничтожить очарования летних дней, проведенных на природе. Лежа в постели, Гершанок вновь увидел в полусне красивые Зинины плечи и белозубую улыбку, и сам улыбнулся. За ее силуэтом, ярко освещенным полуденным солнцем, виднелся луг с высокой, чуть поникшей от жары травой, небо синее бирюзы и молодой лесок на самом горизонте. Зинаида подняла руки, закалывая волосы, он шел к ней навстречу и нес два ледяных запотевших бокала, в которых бестолково болтались соломинки и полурастаявшие кубики льда. Потом, во сне, Иосиф
