говорит:
– Сходим.
Через полчаса мы возвращаемся на мостик. Тханг курит болгарскую сигарету, две пачки которых лежат у него в карманах. Улыбаться почему-то перестал, наверное, опьянев, заподозрил, что я позарюсь на его золотой зуб.
– Какая? – спросил он, кивнув на грузчиц.
Я подождал, пока моя симпатия поднимется на судно.
– Эта.
Тханг вышел на крыло, крикнул что-то на вьетнамском языке. Женщина, поправляя на ходу соломенную шляпку, пошла к надстройке. Когда она поднялась к нам, стивидор произнес короткую фразу и показал глазами на меня. Грузчица улыбнулась. Улыбнулся и он. Наверное, решил, что теперь у меня появился более достойный объект для покушения, чем его зуб.
– Как долго она может оставаться у меня?
Тханг махнул рукой: мол, какие мелочи – сколько надо, столько и пользуйся.
– До утра, да? – произнес он.
– О'кей! – Я дружески похлопал его по плечу. – Завтра перед обедом заходи ко мне.
– О'кей – произнес и он.
Грузчицу звали Хоа. Вообще-то я редко пользуюсь услугами проституток, считаю их чем-то типа стоматологов наоборот: припечет – куда от них денешься? Как ни усердствовали северовьетнамцы, а отучить Хоа от самой древней профессии им не удалось, по крайней мере, выражение лица у нее было такое, будто сосет тягучую и очень вкусную конфету и ждет, что я дам вторую, и одновременно нахальное, алчное и настороженное, будто я в прошлый раз не рассчитался с ней и сегодня хочу получить на дурняк – типичное для проституток всех стран и, наверное, всех времен. Вблизи она выглядела старше и менее симпатичной. Ничего, в темноте все женщины красивы. По-русски она не понимала ни бельмеса, а английским владела на уровне курсанта мореходки – «дай, сколько стоит, не понимаю». Этих знаний хватило, чтобы догадалась, чего от нее хотят, кроме чисто профессиональных услуг.
От старшего механика я вернулся около полуночи. В каюте стоял запах стирального порошка, а на веревках, натянутых наискось из угла в угол, сушились шмотки, которые перед моим уходом к Деду лежали, сваленные в кучу, в душевой. Лучше было бы повесить их в сушилке, но какой-нибудь «доброжелатель» обязательно заложит, и пришьют эксплуатацию человека. Одно время была кампания по изгнанию из партии и, следовательно, из пароходства, если прокатишься на велорикше. На моторикше – пожалуйста, а вело – ручной труд. Скорее уж – ножной. Кстати, а какой труд у проституток? С моей стороны – хреновый, а с ее?..
Хоа слежала в кровати, укрывшись простыней до подбородка. Не поворачивая головы, лишь скосив и без того раскосые глаза, она с любопытством смотрела, как я раздеваюсь. Можно подумать, первый раз видит такое. Наверное, соскучилась по прежнему ремеслу. Ничего, сейчас припомнит. Я умею заставить выложиться на полную катушку.
Я сдернул с нее простыню. Смуглое худенькое тело было почти вровень с матрацем, казалось вырезанным из коричневого картона силуэтом, на который дети «надевают» вырезанные из бумаги наряды. Из-за этой худобы создавалось впечатление, что передо мной лежит девочка-подросток. Вот девочка провела ладонью по плоской груди, точно, стесняясь, прятала от меня, потом – по животу, добралась до лобка, похожего на комок застывшей черной пены, и прикрыла его от моего пристального взгляда. Несколько секунд ладонь пролежала неподвижно и вдруг легонько дернулась, будто снизу ее укололи, и поползла к груди. Следом, словно привязанные к ладони невидимыми нитками, поползли к животу колени и одновременно, совсем не по-девичьи, раздвинулись в стороны и словно выдавили из него остатки черной пены...
24
Обратная дорога всегда кажется короче. Обычно задержки на ней раздражают, но если это порт Сингапур, то наоборот, радуют. К концу выгрузки на судно пришла радиограмма с приказом следовать в Сингапур на бункеровку. Мои, как Тирана, акции подпрыгнули до подволока ходового мостика – самого верхнего судового помещения. Если перед приходом во Вьетнам второй механик – парторг, выполняющий обязанности помполита, – советовался со мной о порядке увольнения на берег скорее потому, что привык узнавать мнения многих, а потом выбирать лучшее, а чаще – наиболее рекомендуемое, то перед приходом в Сингапур он пришел ко мне за распоряжением. Я порекомендовал ему использовать опыт предыдущего помполита – как самый памятный, но смягчить условия для меня, старшего механика и капитана. Я бы остановился и на одном себе, но надо было придать поблажкам более-менее законный вид: мол, только старшему комсоставу. Второй механик не возражал, ведь и сам надеется очень скоро стать избранным. Тут я еще занялся «воспитанием» Раисы Львовны: бей своих, чтобы чужие боялись. За первую половину рейса она, благодаря моему покровительству, обленилась, начала поплевывать на некоторые свои обязанности. Я напомнил о них. Попыталась взбрыкнуть – наказал. Да и вообще, расставаясь с женщиной, надо разругаться вдрызг: на обиде легче забывать. Правда, по выходу из порта выгрузки буфетчица сделала пару шажков в сторону примирения, но я сделал вид, что не заметил. Глупо было бы мириться перед приходом в Сингапур, потому что восстановление союза предполагает обмен подарками. Она одарит своим телом, а мне придется тратить валюту. Дешевку не подаришь: положение обязывает, а дорогую вещь – не в моих правилах. Лучше уж буду доказывать собственным примером, что самая дорогая проститутка – жена.
Да и не сказал бы, что мне слишком невтерпеж было. Долгое общение с профессионалкой, добросовестно выполняющей свои обязанности, имеет недостаток – сам начинаешь относиться к сексу, как к работе. Впрочем, для меня это не ново, так сказать, дело всей супружеской жизни. У меня, правда, появились подозрение, что для Хоа наши свидания были больше, чем зарабатывание куска хлеба. Или масла к хлебу. Иногда она забывала, кто из нас на кого работает, а при прощании всплакнула, причем уже после того, как я щедро расплатился. Зато капитан обрадовался нашему расставанию. Думаю, он заплатил бы ей больше меня, только бы не слышать по ночам ее стонов и всхлипов, ведь его каюта через переборку с моей. Я предлагал ему выступить со встречным ночным планом по шумовым эффектам: Хоа по моей просьбе приводила подружку, однако Сергей Николаевич скромно отказался. Подружке Хоа он сказал, что для него это слишком ценный дар, а мне – что не хватало ему еще спать со всякими там – и выразился неподобающе коммунисту-интернационалисту. Я тоже иногда обкладываю женщин матом, но только тех, которые отказывают мне.
В Сингапур пришли на моей вахте. То ли вахта старпомовская такая везучая, то ли я, но все сложные маневры, на которых мое присутствие обязательно, происходят в этом рейсе именно с четырех до восьми или с шестнадцати до двадцати. Сменившись, я отправился в город, решив использовать для дел утреннюю – не прохладу, тут ее не бывает: экватор – скажем так, свежесть. Второй механик хотел было поручить мне руководство группой увольняемых на берег, но я отбился, посоветовав припрячь начальника рации. Так как советский моряк не имеет права разгуливать за границей в одиночку, я пошел вроде бы с группой, но в то же время сам по себе. Не люблю ходить стадом, быть посмешищем: навьючатся в магазинах и, экономя на такси, шляются по улицам, напоминая караван ишаков.
Сингапур – мекка советских моряков, потому что товары здесь одни из самых дешевых в мире. Предприимчивые капиталисты открыли неподалеку от порта множество магазинчиков с названиями русских городов, набили полки товарами, которые пользуются спросом только в СССР, научили продавцов нескольким необходимым для торга фразам на русском языке и принялись потихоньку наживаться на коммунистах. Сингапур красив, экзотичен, но обычно стоянки здесь короткие и за беготней за «школой» – товарами на перепродажу – не успеваешь посмотреть его как следует. Первое, что впечатляет, – невероятная смесь Востока и Запада, эдакий фарш из железобетонных небоскребов и деревянных пагод, неоновых реклам и тряпичных драконов, «роллс-ройсов» и велорикш, платьев от ведущих французских
