мало, а наказан можешь быть сильно. Еще и презирать будут. Уверен, что о полицейских и бармене он приврал. Наверняка, нажрался и заснул на улице – что с нашими в жарких странах частенько случается, а полицейские подобрали – что они в культурных странах часто делают. Но лучше ведь слыть дебоширом, чем не умеющим пить.
– Это ерунда! Вот со мной раз было! – вмешался в наш разговор начальник рации. Смотрел он на меня без стыдливости, наверное, счел, что ухаживание за Ниной как бы перечеркивает случайно подсмотренное мной. – Стояли мы в Дакаре...
Рассказать Маркони помешали радостные крики: в ресторан пришел капитан. Видимо, только что с судна, потому что трезв и с пустыми руками, вышел отовариться, но теперь до магазинов не доберется.
– И ты здесь? – увидев меня, удивился капитан.
– Разве нельзя? – удивился в свою очередь я.
– Нет, почему, можно... – пролепетал он. Выпив водки из подсунутой кем-то рюмки, осмелел и, пригладив вихры, сообщил: – Все время путаю. Мне показалось, что ты на судне, коробки твои там носили. Или ты приходил, а потом ушел?.. А-а... – дошло до него, наконец. – Ну, я тебе скажу!..
Сказал он лишь после того, как выпил еще рюмку.
– Всегда кого-нибудь с кем-нибудь путаю. В том рейсе путал второго помощника с третьим помощником, а в этом – с третьим механиком или с тобой.
– Бывает, – произнес я. Чего только спьяну не померещится. – Нас там из порта не выгонят?
– Нет, часа четыре еще будем бункероваться. Я сказал стармеху, чтоб не спешил.
Попробовал бы не сказать! Собутыльники окружили бы его презрением как труса, что для капитана страшнее выговора от начальника пароходства. Выговор влепят, а потом снимут, а с собутыльниками еще пить и пить. И все-таки ему боязно, поэтому хорохорится, поэтому и старается показать себя бесшабашным рубахой-парнем. Еще бы рванул эту рубаху на груди и крикнул: «Плюньте в душу: без моря жить не могу!» Я бы плюнул. Но вместо этой фразы капитан произносит другую, и не надрывно, а с жадностью:
– Наливай, что ли, Андрей?
Третий механик оторвал глаза от рюмки, посмотрел на капитана, как кот на дохлую мышь, и чуть придвинул к Сергею Николаевичу бутылку. Маркони поспешил налить из нее капитану. Его поспешность сгладила пренебрежительность Андрея. Впрочем, капитан не обиделся. Как и большинство алкоголиков, он давно распрощался с излишествами типа гордости.
25
С Раей мы помирились, когда судно вышло из Малаккского пролива в Индийский океан. В проливе мне было не до нее: во-первых, вахты стоял, во-вторых, водку пил. Пьянствовала вся команда и со страшной силой, будто завтра война. Даже доктор один раз так наклюкался, что передавил в своей каюте тараканов. Раньше он их выносил в коридор и выпускал, за что доктору дали кличку Пацифист. Налегал лже-Пацифист в основном на спирт, не обращая внимания на мои предупреждения. В прошлом году судно нашего пароходства стояло в Индии, экипаж набрал там дешевого спирта, и в итоге шестнадцать человек завернули ласты, а двое ослепли. Доктор внимательно слушал меня, чуть раздвигая припухшие веки, и кривился так, будто жует гвозди, отчего в лице появилась зацепка, с помощью которой можно было вывернуть наизнанку его душу и увидеть там желание – послать подальше меня и мои советы. Да пусть зальется! Русский или пьет, или ругает начальство. Так пусть лучше начальство, то есть я, живет спокойно.
Наладив собственную половую жизнь, я и остальное начал приводить в порядок. Во-первых, возобновил занятие в спортзале и через неделю вошел в форму, утерянную за время стоянок в портах. Во- вторых, подтянул запущенную документацию. В-третьих, подкрутил дисциплину на судне. Вот только возвращаться к расследованию не хотел. Наверное, так бы и забросил его, если бы...
На дневной вахте четвертый помощник вызвал меня на мостик. Оказывается, неподалеку от нас проходила американская эскадра – авианосец в окружении вспомогательных кораблей, – и один из летчиков решил продемонстрировать нам маневренность своего самолета. Он пролетел над нами на бреющем, «брил» мачты. Если бы мы были военным кораблем, то имели бы право сбить его, но мы – торгаши, поэтому, матерясь, втягивали головы в шеи, когда ревущая махина проносилась над ходовым мостиком. Поговорка «Бойся в море рыбака и вояку-дурака», выходит, относится не только к военным морякам, но и к летчикам.
На мостик прибежал капитан. Увидев летящий прямо в лобовые иллюминаторы самолет, Сергей Николаевич присел и заорал:
– Право на борт!
Гусев и не собирался выполнять приказ, презрительно улыбался, причем только правой стороной лица, потому что под левым глазом опять красовался синяк.
– Ну, я не знаю! – поднимаясь, воскликнул капитан и спросил меня: – Сообщить, что ли?
– Обязательно, – ответил я, чтобы выдворить его с мостика. Повернувшись к четвертому помощнику, приказал: – Дай капитану наши координаты.
Заметив, что янки снова заходит на судно. Мастер вырвал у четвертого листок с координатами и побежал в радиорубку. Вернулся минут через десять после того, как летчику надоело изгаляться над нами. Зашел на мостик с выражением обиды на лице, но увидев, что никто нас больше не беспокоит, сразу повеселел и произнес победно, будто сбил самолет:
– Вот так вот!
Сейчас бахвалиться начнет. Клюква – не любимая мной ягода, поэтому напомнил капитану:
– В судовом журнале распишитесь.
– Потом, – отмахнулся он. – Как мы самолет, а?!
– Лихо! – поддержал я, понимая, что иначе он не успокоится. – Но журнал все-таки важнее. Без вашей подписки сведения о самолете не будут иметь юридической силы.
Судовой журнал – это, действительно, юридический документ. Журналы нумеруются и регистрируются в конторе капитана порта, а страницы в каждом не только пронумерованы, но и прошиты, а концы ниток опечатаны. Правда, я знал случаи, когда журналы «забывали» зарегистрировать и, по необходимости, переписывали. Каждая страница начинается с даты – день недели, число, месяц, год, – номера рейса, из какого порта в какой, района плавания. Заканчивается подписью капитана. Раньше в конце страницы была графа «Замечания капитана», которую недавно отменили, потому что кое-кто пользовался ею для сведения счетов. Один капитан каждый день писал в этой графе, что старший помощник пьян. Старпом читал эти записи и готовился к увольнению из пароходства. В день прихода в базовый порт капитан забыл о журнале, и тогда старший помощник заполнил графу: «Капитан сегодня трезв».
– Старпом! – позвал Сергей Николаевич из штурманской рубки.
Он стоял склоненный над судовым журналом, который лежал на столе, и смотрел в него с вожделением, будто там были не сухие, профессиональные записи корявыми почерками, а картинки из секс-журнала.
– Глянь. – Он подвинул журнал ко мне.
Ничего особенного я там не заметил.
– Дата какая? – ткнул капитан пальцем в оглавление страницы. Потом показал предыдущую страницу, которая начиналась с той же даты. И позавчерашняя страница начиналась с нее.
– Хорошо, что вовремя заметил! – злобно произнес Мастер. Еще бы хихикнул подленько – и прямая ему дорога в романы Достоевского. – Глаз да глаз нужен! Иначе бы...
Что «иначе бы» – капитан не сообщил. Наверное, потому, что и сам не знал. Особого криминала в таких ошибках нет. Чем дольше длится рейс, тем чаще они случаются. Помню, в бытность вторым
