- Хорошо. Тогда давайте про вас. Как у вас складываются отношения с вашим соседом?
- Никак.
- То есть?
- Никак – и есть никак. Живет и живет. Ну, поздороваемся когда через прогон. А иногда я им – «Здрасьте», - а они – молчат.
- Обидно?
- А что делать? Люди такие.
- А он ведь любитель из «Сайги» пострелять, на охоту съездить. – Неужели он к вам насчет охоты не обращался? У вас же есть чему поучиться?
- Да он на меня как с другой планеты смотрит. Он, наверное, и не знает, что я охотник. Да и вообще… Они же не охотиться ездят…
- А вы откуда знаете?
- Царя природы видно сразу, - холодно, с издевкой произнес Матвей Васильич. – Таких обычно приводят стволами в лося, он курок нажимает, - и все, - трофей. Откуда этот лось взялся, как на него вышли, что за жизнь у него - им дела нет. Мясо и мясо… А этим даже и этого не надо. Заезжают в верховья Юрмы в охотхозяйство, по бутылкам, по пенькам постреляют, - и – пьянка-гулянка. Ну, есть там пяток докопчивых… Так те для себя – сами ездят. А остальные – больше по шашлыкам специалисты.
- А вот такой вопрос… Земля ведь под его домом – вашего брата?
- Ну… По семейному сказать – да.
- Как это, по-семейному?
- Этот дом, - обвел глазами комнату Глухов, - еще мы с отцом строили, на месте старого. Он должен был мне достаться. А Лешке рядом землю взяли. Там раньше свалка была. Только не оформляли тогда толком. А теперь, чтоб продать, я ее на себя оформил. Деньги брату отправил.
- Не обидно, что она ушла?
- Обидно. Да что говорить… Я умру – нас тут вообще не останется… Ни одного Глухова…
- А Николай?
- А что Николай? Это другие люди. Они прихватистые, им барыш подавай, а не родину… Да он ведь теперь тоже – в Старом Селе живет, сюда не заглядывает, только лес наш переводит.
- Говорят, Матвей Васильич, случай у вас был в прошлом году на охоте?
- Случай? Случаев много разных было…
- Ну, весной… Куканов еще был, Валерка, электрик наш, Луговской.
- А что там было? Это в который раз?
- Да вроде стреляли по вам от Верхнего оврага?
- А… это. Это ерунда. Лодку обсыпало дробью пару раз. Это у нас бывает, - когда лопоухие всякие ружья пробуют или балуются. На старицах особенно. Палят по банкам каким-нибудь, не соображают, - а дробь воду перелетает и сыпет рядом.
- А кто стрелял – не знаете?
- А как узнаешь? По берегам – кусты – и с той стороны, и с другой. Ничего не видно. Ну, машина там была серебристая какая-то, тут таких нет. Я крикнул им пару раз, – они уехали.
- А карабин ваш можно посмотреть?
-Почему нельзя? – раз такое дело. – Можно.
Они спустились в подвал. Глухов раскидал доски, которые валялись перед сейфом, достал из кармана ключ и открыл.
- Вот, смотрите. Я его перед отъездом смазал лишний раз… Чехол вот…
Бусыгин заглянул в сейф.
- Ого! «Медведь»! Говорят, дорогая штука…
- Дорогая. Зато надежная. Решил побаловать себя на старости лет. Давно с ним хожу… Не лучший, в чем-то, вариант, кто хвалит, кто…
Анатолий Михайлович осматривал оружие и чехол и невольно поднял глаза на Глухова. Тот стоял, уперевшись рукой в стену и внимательно, будто с опаской, посматривал на него.
- Что, Матвей Васильевич, не любите, когда чужой в руки берет?
- Очень, – признался Глухов. - Оно – как собака, - только своих должно знать.
- Ну что же, спасибо Вам, что показали, рассказали…
- Да чего там… Нехорошо, когда в людей стреляют.
- Нехорошо, - согласился бывший следователь.
- Двустволку будете смотреть?
- Нет, двустволку не надо.
И они попрощались.
- Знаешь, что, Константин, - сказал Бусыгин, уже сидя в машине, - тут ведь что-то есть.
- Наверняка, - согласился тот.
- Наверняка? Почему, - думаешь?
- Оружие нарезное тут только у Глухова есть. Стреляли в него от Верхнего оврага, - а там – у этого, - тир. Допустим, он обиделся, - и решил отомстить.
- И ждал год с лишним?
- Ну… ему это… нужно было.
- Это? Что это?
- Ну, чтоб на него не подумали.
-Алиби?.. Да. То есть вроде как он уехал к брату, а сам не ездил? Ты про это?
Кашин кивнул.
- А в прошлом году он ездил?
Костька подумал, припомнил и сказал:
- Ездил.
- Вот. Почему тогда не стрелял? Почему такой охотник стрелял ночью, в грозу, у своего дома? Думаешь, он не понимает, что эта поездка к брату легко проверяется?
- Ну, может, не он, может, Куканов?
- Может. Но Куканов был пьяный с утра, потом еще наддал. Мы же с тобой сами видели.
- Что-то не пойму я, Михалыч, к чему ты клонишь?
- Да если б знать, Костя, к чему клонить, я бы склонил… Тут что-то есть, что-то было… Но не то… Не из-за «Медведя» своего он так на меня смотрел! Не из-за «медведя»…
- Как «так»?
- Да сразу и не объяснишь… Настороженно, что ли… Доски! Из-за досок, Костя! Он их почему-то не убрал! Кругом все ухожено-уложено, а тут – доски…
Кашин неодобрительно покосился на «Михалыча», но ничего не сказал. А тот, не обращая внимания на Костькино выражение лица, скомандовал в порыве внезапно нахлынувшего энтузиазма:
- Слушай, поедем-ка к старице.
Они заехали в прогон. По пути Бусыгин посмотрел на дачу Брезгуновых. Там, похоже, никого не было. У старицы он попросил Костьку остановиться на том самом месте, где они курили с Саней.
- Закурим?
- Давай.
Они вышли к обрыву и закурили. Дело медленно шло к вечеру. Солнце светило им в спины, все вокруг было видно как на ладони, - необычайно ясно, до последней жилки на листочке.
Долго молчали. Потом Бусыгин снова оживился и спросил:
- Стреляли от Верхнего оврага, говоришь?
- Брезгуновы? – Нет, в овраг.
- Да не Брезгуновы… А когда в Куканова, то есть в лодку попали…
- Да нет, сверху… Ну… Можно сказать и от оврага, наверно…
- Вот, – поднял палец «дядя Толя». – Вот! Это надо проверить.
Он затушил окурок, и вернулся на дорогу. Костька последовал, было, за ним и сел в машину, собираясь ехать к Верхнему оврагу. Но Бусыгин прошел дальше, зашел в прогон и стал переступать по
