освободителем. Исключительная комбинация благоприятных факторов сделала возможным покорение обширных американских территорий. Однако успех европейцев не следует преувеличивать. Претензии на территориальную независимость не стоит принимать как эквивалент действительного покорения, и до начала XVIII века все районы, где постоянно и эффективно правили европейцы, находились, за редким исключением, вблизи морского побережья.
Карты лучше, чем любое словесное описание, показывают, что до конца XVIII века европейские владения во всем мире состояли в основном из военно-морских баз и укрепленных пунктов на берегу. Не существует обычая, составляя карты, показывать разными цветами районы преобладания разных народов. А именно таким образом можно было бы дать точное представление о природе и степени европейского господства и роли атлантических европейских народов, как мировых морских держав, в первые столетия новой эры. Через несколько лет после прибытия первых европейских кораблей в Индийский океан для неевропейских судов стало обязательным получение специального разрешения, иначе они рисковали быть расстрелянными пушками европейских кораблей.[162] Океаны безраздельно принадлежали Европе.
XVIII век ознаменовал начало нового этапа. Как отмечалось в первой главе, в середине XVII века европейские литейщики научились производить эффективную полевую артиллерию. В начале «инновация» в основном применялась дома, где европейцы с достойным лучшего применения энтузиазмом уничтожали друг друга на многочисленных полях брани. Но и при этом военный технологический разрыв между Европой и остальным миром продолжал увеличиваться, а баланс сил все более склонялся в сторону Европы. Как и в случае с военно-морской артиллерией и парусниками, европейцы быстро усовершенствовали свое новое изобретение – раньше, чем остальной мир успел сообразить, что происходит. Теперь разрыв между Европой и остальным миром увеличился еще больше, и он уже не ограничивался господством на море.
Атлантические страны Европы инициировали морскую экспансию. Восточная Европа приступила к экспансии сухопутной. В XVIII веке европейцы справились с турецкой угрозой. Затем инициатива перешла к России, которая предприняла успешное контрнаступление в двух направлениях: в восточном – против орд кочевников, и в южном – против турок. Металлургическое производство, созданное там в XVII веке голландцами и развитое Петром Великим, способствовало прорыву блокады Европы на Востоке.[163] Падение власти кочевников, причем почти без сопротивления, после того как они, обладая неслыханной военной мощью, неоднократно поворачивали колесо истории по своему усмотрению, произошло не из-за какого-либо упадка кочевников, а благодаря эволюции военного искусства за пределы их понимания. Татары в XVII и XVIII веках не утратили ни одного из качеств, которые делали такими грозными армии Аттилы и Баяна, Чингисхана и Тамерлана. Но использование в военных действиях артиллерии и ручного огнестрельного оружия оказалось фатальным для армии, всецело полагавшейся на кавалерию и не имевшей материальных ресурсов для перехода на новое оборудование. Что касается турок, барон де Тотт, бывший непосредственным очевидцем событий в качестве военного эксперта, свидетельствует следующее: «Артиллерия русских убивала турок сотнями, и они ничего не могли сделать, лишь в бессильной злобе обвиняли русских в трусости. Они подавляют нас, кричали турки, превосходством своего огня, который действительно не давал возможности даже приблизиться к их позициям, но пусть они оставят свои батареи и выйдут на честный бой, как мужчины, лицом к лицу, и тогда мы увидим, смогут ли неверные противостоять убийственным клинкам правоверных. Их начальники, получив информацию о том, что гаубицы разят наповал турецкую кавалерию, спросили меня, что это такое, поскольку о таком виде артиллерии в Константинополе не знали. Уничтожение или по крайней мере обращение в бегство турецкой армии в Кагуле уже заставило его высочество поверить, что быстрый огонь русской артиллерии был главной причиной всех трудностей турецких войск».
На заморских территориях новые технологические решения европейцев не ощущались до конца XVIII века. Причина тому проста – очень трудно снабжать с домашних баз большую армию, находящуюся далеко. В 1689 году солдаты Вест-Индской компании потерпели сокрушительное поражение в Индии. В 1700 году директора компании рассматривали идею завоевания новых территорий и создания колоний в этой стране как «неосуществимую из-за дальности расстояния, болезней, которым подвержены люди в жарких странах, а также силы и политики большинства индийских народов». Завоевание страны во второй половине XVIII века стало возможным только из-за состояния анархии, в которое Индия оказалась ввергнутой после смерти Аурангзеба в 1707 году и поражения маратхов от афганцев.
Покорение или установление управления европейцев над обширными внутренними территориями произошло позднее, как один из сопутствующих результатов промышленной революции.
Европейская морская экспансия была одним из обстоятельств, вымостивших дорогу промышленной революции. Отрицать этот факт лишь на основании того, что среди «предпринимателей», строивших заводы в Европе, не было ни вест-индских купцов, ни ост-индских авантюристов, так же неразумно, как отрицать любую связь между научной и промышленной революциями, мотивируя это тем, что ни Галилей, ни Ньютон не числились среди основателей текстильной мануфактуры в Манчестере. Взаимосвязи в человеческой истории далеко не всегда явны и порой бывают удивительно причудливыми.
С другой стороны, не приходится сомневаться, что промышленная революция, в свою очередь, придала дополнительный импульс европейской экспансии. Она умножила число европейцев и в абсолютном исчислении, и в отношении к численности неевропейского населения. Она обеспечила европейцев более мощным оружием и совершенной техникой, помогавшей справиться с силами природы. И она же дала промышленной Европе возможность подчинить себе непромышленные экономики посредством политики «свободной торговли» и тонкого механизма «двойной экономики». Как представлял себе этот процесс Адам Смит, «в древние времена богатым и цивилизованным было трудно защитить себя от бедных и варварских народов; в современных условиях бедным варварам трудно защитить себя от богатых и цивилизованных народов».
В только что процитированном отрывке из трудов Адама Смита читатели могут заметить признаки тревожного смешения понятий «цивилизованный» и «технологически передовой». Это смешение, во всяком случае в той форме, в которой мы с ним знакомы, является одним из побочных продуктов промышленной революции. Корабли королевы Виктории развеяли в прах благородные попытки Лина положить конец опиумной торговле, но это вовсе не значит, что адмиралы королевы были более «цивилизованными», чем китаец Лин. Если сделанный в этой книге исторический анализ правилен, народы, обладающие передовыми технологиями, должны господствовать, независимо от степени их «цивилизованности», которую, кстати, часто бывает довольно трудно установить.
Эра Васко да Гама завершилась. Восставая против западного господства, «недоразвитые» народы теперь подчеркивали важность овладения западными технологиями. Поскольку западное господство основывалось именно на более развитых технологиях, такое отношение вполне понятно, но итог его оказался трагическим.
Чтобы овладеть западными технологиями, неевропейским народам пришлось или приходится подвергнуться более общему процессу – назовем его «озападниванием». Парадоксально, но факт: чтобы сражаться против Запада, им пришлось впитать западный образ мыслей, его нравы и обычаи. Как писал Цзян: «Поскольку мы были побеждены пушечными ядрами, естественно, мы ими заинтересовались, считая, что, научившись их делать, мы сможем нанести ответный удар. Мы могли навсегда позабыть, во имя кого они появились – ведь для нас, простых смертных, спасти жизни было важнее, чем спасти души. Но только история иногда двигается весьма причудливыми тропами. От изучения пушечных ядер мы перешли к механическим изобретениям, которые, в свою очередь, привели нас к политическим реформам, после которых мы пришли к политическим теориям. За ними последовала философия Запада. С другой стороны, посредством механических изобретений мы узнали науку, начали понимать научные методы и формировать научный склад ума. Шаг за шагом мы удалялись все дальше от пушечных ядер, одновременно приближаясь к ним». В этом процессе целью является техника, а философия, социальные и межличностные отношения деградировали до роли средств. Машина, которая должна служить человеку, стала его хозяином. Эра Васко да Гама завершилась кошмаром, в котором люди – и жители Востока, и жители Запада – оказались, благодаря этой путанице, в тупике, и старая фантазия о apprenti sorcier (ученик дьявола) стала трагической реальностью.
