Лора сделала новую попытку. «Нет брака, который нельзя разорвать до произнесения священного „да“», — сказала она.
Морер чувствовал, что он слабеет, и пытался устоять против искушения, но он был жесток в своем сопротивлении. Он вынул часы, посмотрел на них и холодно промолвил: «Время идет, позвольте мне отправиться к страждущим, которые ожидают моей помощи».
Он хотел обратиться в бегство, несчастный, когда вдруг задрожал от прикосновения маленькой руки, которую Лора положила на его ладонь.
«Господин Морер, я считала вас своим другом», — сказала вдруг девушка оживленно.
Доктор остановился, удивленный такой переменой в голосе и самой фразой.
«Но я действительно ваш друг, мадемуазель Лора, и навсегда им останусь, — подтвердил он. — Я от души желаю, чтобы представился случай доказать вам мою преданность». — «Это правда?» — спросила Лора. «Можете ли вы сомневаться в этом?» — «Мне хочется подвергнуть испытанию эту преданность». — «Извольте. Я в вашем распоряжении. Что бы вы ни приказали». — «Что бы я ни приказала?» — повторила Лора с улыбкой.
После минутного молчания она спросила: «Клянетесь ли вы исполнить мое требование, сколь бы необычным, чудовищным и компрометирующим оно вам ни показалось?» И с улыбкой повторила: «Клянетесь ли?»
Ее улыбка успокоила доктора. Счастливый, что может доказать свою дружбу, отказывая в любви, он вскрикнул в порыве неизъяснимой искренности: «Да, клянусь!» — «В таком случае выслушайте меня», — сказала Лора.
Наклонившись к самому его уху, она прошептала короткую фразу. Это, судя по всему, было в самом деле очень необычным, чудовищным и компрометирующим для молодой девушки, потому что она уже успела покинуть дом крестьянина, а Морер все стоял в оцепенении, словно прикованный к месту.
XVIII
В то время как доктор виделся с Лорой в доме крестьянина, маркиз находился в кабинете у нотариуса. Он был в сквернейшем расположении духа, этот милый Монжёз, надувался как петух и кричал нотариусу визгливым от бешенства голосом: «Как! У вас еще не готовы деньги! Я вам дал срок две недели, а прошло уже три, и вы постоянно откладываете до завтра, повторяя при этом, что непредвиденные формальности задерживают выдачу денег!»
Реноден только пожимал плечами с видом человека, который ни в чем не виноват, и спокойно отвечал: «Вы видите, я в отчаянии, но, если это невозможно, что же поделаешь! На нет и суда нет». — «Получу ли я сегодня свои деньги?» — спросил Монжёз, расхаживая взад-вперед по комнате. «Надеюсь, хотя и не уверен. Клерк уехал за ними в Париж». — «В котором часу он вернется?» — «Между семью и восемью часами вечера».
От этого ответа Монжёза всего передернуло, к тому же хладнокровие нотариуса страшно раздражало его.
«Вы, кажется, забываете, — сказал он сухо, — что в это время должно происходить чтение брачного контракта». — «Да, действительно! В таком случае если клерк успешно исполнит поручение, то я отсчитаю вам сумму завтра. — И, как бы одумавшись, нотариус прибавил: — То есть не завтра, в день вашей свадьбы, когда у вас не будет ни минуты времени, чтобы думать о делах. Мы отложим это до послезавтра или до более позднего срока, как вам будет угодно».
Маркиз хотел получить деньги сейчас же, чтобы передать их Бержерону. Перспектива получить деньги через два или три дня вывела его из себя.
«Я хочу, — слышите ли вы? — я хочу получить деньги сегодня вечером до чтения контракта», — заявил он резким, повелительным тоном. Реноден лишь пожимал плечами, глупо моргал и холодно повторял: «На нет и суда нет». И вдруг спросил удивленным тоном: «Неужели операция, для которой предназначены эти деньги, должна быть заключена непременно перед подписанием контракта?» — «Да», — резко заявил маркиз, воображая, что таким образом избавится от любопытства нотариуса.
При этом ответе Реноден вынул из стола тетрадку, сшитую из листов пергамента, взял в руки перо и, приготовившись писать, сказал: «В таком случае, господин маркиз, нужно сделать изменение в одном из параграфов контракта, в котором обозначена эта сумма. Потрудитесь назвать мне операцию, на которую должны пойти эти деньги». — «Разве это необходимо?» — спросил маркиз, смягчаясь. «Столь образцовому джентльмену, как вы, я не позволю себе давать урок честности», — почтительно промолвил Реноден.
И, держа перо над полями контракта, он ждал, пока маркиз начнет диктовать. Монжёз был пойман. Его гордость сдалась. Несмотря на то что вначале маркиз намеревался обойтись без совета нотариуса, он понял, что все же придется довериться ему.
«Хорошо, я вам признаюсь во всем, любезный друг», — уступил он.
Реноден и бровью не повел, только подумал: «Я знал, что заставлю тебя проболтаться, простофиля».
«Помните ли вы Мерлере, графа де Мерлере, о котором я вам говорил несколько месяцев тому назад?» — начал он. «Мерлере?» — повторил нотариус, тщетно взывая к своей памяти. «Это мой друг, обманутый тестем. Неужели вы не помните? Я рассказывал вам эту историю». — «Ах, да! Это тот, который при чтении контракта не обратил внимания на фразу: „Будущий супруг признает полученной в качестве приданого сумму такую-то… в чем венчание служит квитанцией“». — «Именно. Сегодня вечером Мерлере будет присутствовать у меня при чтении контракта. Я хочу показать моему другу, что я не так глуп, как он, и не так легковерен. В особенности мне хочется доказать ему, что не все тести одинаковы. Я покажу графу де Мерлере, обманутому тестем, что мой тесть не ограничивается одним обещанием приданого, а дает его наличными, тут же, при подписании контракта». — «Откуда же он возьмет наличные, если у него нет ни су, как вы говорите?» — возразил Реноден. «Неужели вы и теперь не понимаете? — Удивляясь недальновидности нотариуса, маркиз прибавил: — Он представит мои шестьсот тысяч франков».
Нотариус от удивления подскочил на стуле. Его восхищенный взор остановился на маркизе, и наконец энтузиазм его излился в словах: «Я понял! Фиктивное приданое! Господин Мерлере примет его за настоящее! Ах, господин маркиз! Откуда у вас берутся такие искусные комбинации?» — «Они приходят на ум сами собой, — сознался без излишней скромности маркиз. И вслед за тем прибавил сухо: — Да, но, чтобы дать урок этому хвастуну Мерлере, мне нужны мои шестьсот тысяч франков сейчас же». — «Вы получите их, маркиз, поверьте мне. У меня есть предчувствие, что клерк успешно исполнит поручение и привезет нужную сумму. Не беспокойтесь, я уверен, что, когда я появлюсь на чтении контракта, деньги будут у меня в кармане». — «Только, пожалуйста, передайте мне их за пять минут до начала чтения, чтобы я успел вовремя вручить оговоренную сумму моему тестю», — сказал Монжёз. «Непременно, непременно», — заверил его Реноден.
Потом, немного поразмыслив, спросил: «А вы сообщите господину Бержерону, что открыли мне секрет?» Монжёз вздрогнул от удивления при таком глупом вопросе. «Помилуйте! После необычайных усилий, которые мне пришлось приложить для того, чтобы заставить этого честного старика взять на себя подобную роль, я вдруг скажу ему, что посвятил третьего в наш секрет? Он сразу откажет мне, и тогда его ничем уже не переубедишь. Нет, сделайте вид, что вы ничего не знаете».
Едва Монжёз вышел за дверь, как нотариус покатился со смеху. «Я был уверен, что этот дурень попался на удочку Бержерона! Старик хочет стянуть у него эту сумму! Слишком хорош кусочек для тебя, обжора! Погоди, я запущу в тебя косточку, которой ты подавишься!»
Возвращаясь к себе, маркиз встретил по дороге Бержерона, занятого невинной забавой — ловлей бабочек. Старость не есть ли возврат к детству?
«Господин Бержерон, вы как-то говорили мне о мучениях, которые испытываете, держа в руках большую сумму денег, вам не принадлежащих, и я, чтобы сократить эти мучения, передам их вам в самую последнюю минуту», — сказал маркиз. «Благодарю! У вас благородное и великое сердце», — ответил тесть со слезами благодарности.
«Ты можешь ехать в Париж. Сегодня вечером я получу деньги», — заявил он белокурой красавице,
