Не задевая теоретических конкретных проблем в книгах Ленина, авторы Живой Этики отметили, что Вождь в своей практической деятельности шел новыми путями и сумел ощутить то, что было необходимо для революционного созидания.
«Вы уже знаете о качестве действий и можете уже приметить новые подходы к действию. Надо предпочесть того Учителя, который идет новыми путями. В этом люди Северной Страны имеют отличный пример — их Учитель Ленин знал ценность новых путей. Каждое слово его проповеди, каждый поступок его нес на себе печать незабываемой новизны. Это отличие создало зовущую мощь. Не подражатель, не толкователь, но мощный каменщик новых руд. Нужно принять за основание зов новизны»[136]. Новые подходы требовали подвижности мысли, широкого творчества, смелости и способности отказаться от своих же прежних представлений и идей. Ленин творил в действии, а не в теории. Эти действия иногда все больше и больше отходили от его теоретических положений. Революционное созидание шло в практике, и все, что ей мешало, он отбрасывал. А вместе с этим отбрасывал и этические и нравственные нормы, если они ему мешали и не соответствовали тем целям и задачам, которые он перед собой ставил. Он стремился осуществить их любой ценой. Его жестокость не миф, а реальность. Вынужденная жестокость во имя Будущего. Трагическая жестокость всех великих социальных революционеров. Учителя о ней не пишут, ибо уровень их оценок находится выше такого явления, как жестокость, которая отражает несовершенство человеческой натуры плотного мира. Абсолютное ее искоренение в нашем мире есть внеисторическая задача. Ее можно и нужно только уменьшить. Жестокость и насилие свойственны революционным взрывам. Закономерности этой связи глубинно еще не изучены, но факт остается фактом. Да, Ленин был организатором террора, при нем беспощадно расстреливали «классово чуждых» заложников и иных контрреволюционеров.
«Жестокость войны, — пишет Н.А.Бердяев, — жестокость нашей эпохи не есть просто жестокость, злоба, бессердечие людей, личностей, хотя все это и может быть явлениями сопутствующими. Это — жестокость исторической судьбы, жестокость исторического движения, исторического испытания. <…> Боязнь жестокости и боли не есть показатель духовной высоты»[137]. Так уж устроен наш мир. Теперь, когда со многого снят идеологический запрет, исследователи выискивают документы, приказы, распоряжения и даже записочки — свидетели жестокости Ленина. И почему-то никому в голову не придет посмотреть на все это с эволюционной, более высокой точки зрения и увидеть во всем этом не признак самовластия и произвола, а трагическую обреченность человека, в чьем лице была выражена историческая неизбежность со всеми вытекающими из этого последствиями. Руками Вождя творила сама история нашего плотного земного мира, прорываясь к высотам эволюционной энергетики. Ленин, ошибаясь, разбиваясь о неразрешимые узлы, горя негасимой любовью к угнетенным, дитя своей эпохи и «окаянного мира сего», созидал на развалинах старого мира, неся в себе его же боль, страдания и его жестокость. Он занимался социальным творчеством, а это был труд не для слабонервных. «Творчества и истории, — справедливо замечал Бердяев, — нет без моментов страдания и боли, без жертвы благом непосредственной жизни»[138]. И еще: «Жестокость сопровождает всякое зачинающееся движение, всякий разрыв, предшествующий творчеству»[139].
Те, которые сейчас создают миф о Ленине как жестоком злодее, делают это с позиций марксистско- ленинской концепции истории. Они так же, как и вождь революции, не видят энергетических закономерностей самого исторического процесса.
Ленин отрицал связь истории с космическими процессами, считая, что все в ней зависит от человека, от взаимоотношений, в которые он вступает, от его деятельности и способа этой деятельности. Критики конца XX века бьют по Ленину с его же позиций. Иного они не знают. Новое мышление, освобожденное и окрепшее, вновь идет мимо них. И кто знает, когда прервется эта дурная бесконечность…
Революции нет без террора и жестокости. Это страшно, но тем не менее это так. «Взрыв материи», о котором пишут Учителя, имеет свои чудовищные, с нашей земной точки зрения, последствия. Великая французская революция, несмотря на много меньшую, чем Россия, территорию и меньшую численность населения, была более кровавой, нежели русская социальная революция, но французы до сих пор считают ее Великой и не отрекаются от нее…
«Почтим Ленина со всем пониманием, — пишут авторы Живой Этики. — Явим утверждение Учителя, сохранившего постоянное горение в удаче и неудаче. Среди чуждых ему сотрудников нес Ленин пламя неугасимого подвига. Учение не прерывалось ни усталостью, ни огорчениями. Сердце Ленина жило подвигом народа. У него не было страха, и слова „боюсь“ не было в его словаре. Ярко успел он зажечь своим примером свет. Руша, создавал он сознание народа»[140].
И еще: «Можете представить, что в свое время Ленин уже ощутил без малейшего материального основания непреложность нового строения. И невидимые лодочки подвезли провиант к его одинокому кораблю. Монолитность мышления бесстрашия создала Ленину ореол слева и справа. Даже в болезни не покинуло его твердое мышление. Его сознание, как в пещеру сосредоточилось, и вместо недовольства и жалоб он удивительно использовал последнее время. И много молчаливой эманации воли посылал он на укрепление дела. Его последние часы были хороши. Даже последний вздох он послал народу»[141].
Бесстрашие, самоотверженность, неуклонная вера в Общее Дело справедливости и свободы — эти черты составляли облик личности героической и высоко духовной, каковой являлся Ленин. Н.А.Бердяев, у которого не было причин проявлять симпатии к Ленину, отмечал, что последний был «настоящим революционным вождем»[142].
Самым важным качеством Ленина было бескорыстное и самоотверженное служение тому Общему Делу, которое лежало в основе его революционного творчества и было продиктовано эволюционными целями. «Видя несовершенство России, — писали создатели Живой Этики, — можно многое принять ради Ленина, ибо не было другого, кто ради Общего Блага мог бы принять большую тяготу»[143].
Самоотверженностью и преданностью Общему Делу определяется духовная направленность вождей и народных героев. Ленин был человеком, никогда не думавшим о себе, что подтверждается образом жизни, который он вел до самого последнего часа. Он отдал делу не только жизнь, но и всю свою энергетику, напитав ею то движение, которым руководил. Эта энергетика позволяла побеждать в самых, казалось бы, неблагоприятных условиях. Для тех, кому неведомы закономерности действия космической энергетики, в пространстве которой находится человек, так и останутся загадкой эти невероятные победы в гражданской войне или же победы Ленина в острых разногласиях со своими единомышленниками.
Одной лишь только фразой Христос определил духовное качество не только каждого великого, но и каждого малого человека нашего мира плотной материи. Помните? «Я пришел во имя Отца Моего, и не принимаете Меня; а если иной придет во имя свое, его примете». Пространство, заключенное между полюсами «во имя Отца», или во имя Высшего, и «во имя свое», и есть пространство борьбы зла и добра, Света и тьмы. Ленин, несомненно, по уровню духа и по практическому творчеству принадлежал к полюсу «во имя Отца», во имя Общего Дела, которое для него и составляло Высшее. В нем не было делания «во имя свое». Не было той самости, на которую обращает внимание Живая Этика и которая есть основное мерило пространства зла во внутренней структуре человека. «Даны достаточные доказательства, насколько все, порожденное самостью, непригодно для эволюции»[144]. И еще: «Самость есть предательство самоотверженности. Без подвига нет пути» [145]. Самость, утверждают Учителя, порождает зло не только в самом человеке, но и в человеческом обществе. Она противоположна той огненной стихии, которая ведет человека по эволюционной лестнице к Высшим Мирам. Отдавая всего себя на Общее Дело, Ленин был объективно связан с Высшим более тесно, чем любой другой, знающий об этом Высшем, но живущий «во имя свое». Уже было написано о самости превосходства, как наиболее концентрированном выражении «во имя свое».
Человек Высокого Духа может потерять ориентир в дебрях земного мира не потому, что не обладает знаниями, а потому, что, как каждый земной человек, меряет этот мир и других, в нем обитающих, «своим аршином». Работая во имя Общего Дела, Ленин полагал, что если не все, то большинство делающих революцию должны обладать таким же качеством. Следуя теории Маркса, он считал пролетариат тем высшим, избранным классом, на котором лежит всемирная миссия переделки старого мира. Эта концепция присутствовала во всей его деятельности, в его политике, в его подходах к решению практических
