вампиров.
-- Не чокаясь, за братьев,-- выпили молча и не закусывая. – Ваша задача, -- голос Петровича напрягся и ввинтился набатом в уши. – Найти подонка и уничтожить. Судя по изяществу исполнения убийств, -- это не человек. Думаю, и это не только мое мнение, вампир из Высших: из тех, кто не захотел существовать в получеловеческом образе изначально или вернулся позже к первобытному состоянию, по идейным, так сказать, соображениям -- вампир-расстрига.
-- Тем легче будет проверить, -- Гульфик завозился на стуле и пнул Коляна в бок кулаком. – Не дыми на меня своей дурацкой сигаретой: курение, чтоб ты знал, вредит здоровью и укорачивает жизнь.
-- Но не прекращает одномоментно, как эти подонки. Куренью бонус, -- Колян бросил сигарету на землю и растоптал узким носком туфли. – Над головой топор висит, и неизвестно, чья рука его держит. Я пробил по своим каналам: все погибшие просуществовали около семисот лет, и только Кирюха двести пятьдесят. Судмедэксперт -- тварь продажная -- определил самоубийство. Двумя выстрелами? Стрельба с двух рук 'по-македонски'? Не глава района, а крутейший ковбой.
-- Нормальная практика, -- усмехнулся Гульфик. -- Я неоднократно читал в заключениях о смерти 'суицид', когда тело было нашпиговано пулями, изрезано ножом, а голова валялась в ста метрах от трупа. Эти самоубийцы бывают такими фантазерами.
-- Весело тебе? Давай к делу.
-- К делу, так к делу. Никогда не вселявшиеся в тела вампиры, считают себя высшей кастой. По мне, сборище чистоплюев. Они редко влезают в наши свары. Убийцу надо искать среди расстриг. Вновь обращенные вечно пытаются выглядеть святее Папы, в попытках оправдать свои прошлые делишки.
-- Компромат, -- Мнемозина запрыгал от радостной находки. – Кирюху грохнули, потому что он его узнал! Мне не составит труда прочесть его дохлые мозги, и мы все, Колян, хи-хи, узнаем.
-- Не радуйся и не лапай меня за коленки, -- Колян отодвинул ногу в сторону. – Самоубийство осуществлено двумя выстрелами – в сердце и в голову. Мозги, приклееные к стене, даже ты не просканируешь.
-- Да, -- поддержал Петрович. – Мерзавец знал о наших возможностях и, боюсь, он безусловно круче, чем наши представления о нем. Гульфик, сколько у нас потенциальных жертв, включая присутствующих.
-- Меня и Коляна? – Гульфик непроизвольно скукожился и стал похож на пустой застиранный гульфик. – Было тысяча три, сейчас девятьсот девяносто восемь. Это в мире. В Непряхинске -- Джульетта, Колян, я, Витюха-мент, да еще баба с наробраза Сенсейша.
-- А в наробраз за каким хреном вампира протащили, -- неподдельно удивился Колян. -- Из детворы кровь сосать, и вовсе последнее дело.
-- Устоять трудно, а, точнее, невозможно,... -- Гульфик смешно наморщил востринку носа, -- когда больше половины бюджета проходит через управление образованием, добавь сюда взятки за устройство детишек в детские сады, опеку над сиротами и пр. Упустить такую артерию было бы непростительно. Добрый десяток наших братьев, прикрепленных к этой кормушке: газовики, электрики, строители, общепитовцы -- разом начнут жаловаться на недоедание, если пуля подонка зацепит Сенсейшу. -- Он всхлипнул притворно. -- Или грешного меня, или святейшего тебя, или добрейшую Джульетту.
-- Эй?! – до Коляна дошло, наконец, что он тоже входит в «группу риска». – Ах, мать его! Тронет Джульетту -- порву на пазлы и рассыплю перед сортиром.
-- А меня не тронут! – Мнемозина заметно захмелел и радостно глядел на подельников. – Молодой я.
-- Когда смерть по очереди идет, -- хмуро насмешливо парировал Колян. -- Многие начинают высматривать, кого бы вперед пропустить, но задние не рвутся заразы! Стоят и соблюдают... Кирюха тоже молодой... был. Завтра похороним.
-- Сбил настроение, -- поперхнулся Мнимозина. -- Одна моя знакомая, в плаще и с косой твой юмор оценила бы.
-- Оценит, -- Колян тяжело глянул на Мнимозину сквозь сигаретный дым, -- Семьсот лет на сцене и всегда старушку в первом ряду вижу, оттого видимо и шучу не весело. А что делать: абонемент у бабушки на меня.
-- Не слышу рациональных мнений, -- Петрович разлил остатки из кувшина. –- Допивайте и отправляйтесь думать. Сейчас вернется с базара моя старуха, у нее пока метла, но несладко будет всем. Независимо от возраста.
-- Нет, отлучится мне нельзя! -- вампиры вздрогнули, Мнимозина уронил стакан. Никто не заметил, как у стола появилась баба Таня. -- Опять за старое. Хозяйка из дома, к Петровичу гости! Картошка- капустка -- знатная закуска. Угостить не стыдно, и сожрут -- не жалко. -- Заметив под столом бутылку от сорокаградусной, взъярилась не на шутку. -- Петрович гуляет! Рассада огнем гори, куры от жажды гиньте, у Петровича с утра аврал, а вечером Кукарача!
-- Ты… помолчи! Ничего… не понимаешь, -- Петрович слегка растягивал слова, и баба Таня сразу вычислила «градус настройки». -- Тань, у меня с тобой год за два: я уже по выслуге за сто лет перевалил, а люблю... Мы же одного поля колоски...
-- И одного Нила крокодилы! Пятнадцать минут! И все по домам.
-- Не уложились, -- шепнул Петрович. -- Колян, включай обаяние.
-- Баб Тань, -- Колян поднялся во весь свой двухметровый рост. Старушка оказалась ему чуть выше пояса. -- Баб Тань, моя вина. День рождения, зашли выказать уважение хорошим людям... И уже уходим.
-- Хорошо, хорошо, -- смягчилась баба Таня: нравился ей этот здоровяк.-- А день рожденья у кого?
-- У меня, баб Тань. Семьсот лет -- этап, почти юбилей. Итожить жизнь -- сразу и всю -- не хочется пока. День удался, час получился, минута прожита не зря -- семьсот лет, как один день. И чего только в этот денек не вместилось, -- с неожиданной горечью сказал Колян, помолчал и нашел силы улыбнуться старушке. -- Хотел пошутить весело...
-- Весело шутить -- это большое искусство, -- Гульфик прижмурился в потешной улыбке, заставив всех отвлечься от Коляна и повернуться к нему. -- Весело шутить -- это от природы. На днях видел по телевизору знаменитого юмориста, знал его мальчишкой. Так он и тогда умел быть смешным: то задницу соседям покажет, то матом прилюдно заругается.
-- Вроде вас острословов. 'Семьсот лет' - материнское молоко на губах не обсохло. Две минуты до калитки добежать, -- засмеялась баба Таня весело. -- Время пошло.
Не пытаясь испытывать крутой нрав хозяйки, живо подались за калитку. Закурили, душевно прощаясь и пожимая Петровичу руку:
-- Петрович! Ты -- мужик!
Вальяжно приосанясь, «мужик Петрович», пошел к дому и остановился, как вкопанный, медленно трезвея. Рядом с дверью в сенцы стояла новенькая метла...
Потянул на себя ручку, навстречу по длинному коридору веранды стремительно разгонялась баба Таня:
-- Я полетела, а ты смотри тут...
Петрович поднял руку к животу, закрестился наоборот, сторонясь метлы, и с ужасом отдернул руку:
-- Таня, чуть в грех не ввела. Может, ну ее? Я велосипед починил...
ПОХОРОНЫ
Бывает и в плохом хорошее:
Такое бремя в яму сброшено.
