И однажды мне пришла в голову мысль. Посоветовавшись с сокамерниками и получив их согласие, я попытался ее осуществить. На очередном обходе камер Ликиным я обратился к нему с примерно таким предложением: мы хотели бы немного поработать, бесплатно... так что, если можно, я выпишу от родных из Москвы семена цветов, и мы сделаем клумбы под окнами камер.
Ликин подумал и согласился. Я тут же написал письмо маме, и он его забрал, чтобы лично бросить в почтовый ящик: обе стороны были довольны.
Вскоре пришел пакет с семенами. Но я написал в письме «семена цветов и овощей», а поэтому, начав работу, мы рассаживали овощи между цветами так, чтобы начальство подольше этого не заметило. Режим и условия жизни в Потьме были более сносными, чем в Сибири, но голодали мы почти постоянно, так как паек был очень урезан, а ларек практически отсутствовал: продавали махорку, спички, иногда немного сахара. Вот мы и решили поддержать себя овощами: лук, помидоры, огурцы, горох, салат были посажены в первую очередь.
Для работы нас выпускали с утра до обеда. В первые дни у нас кружилась голова — так мы отвыкли от чистого воздуха. Работали мы медленно, спешить было некуда: распланировали клумбы, дорожки, нарезали дерн. Но когда мы начали копать, то оцепенели: почти на глубине штыка лопаты мы наткнулись на полусгнившие человеческие кости и волосы, часто это были женские косы. Но устраивать панику и прекращать работу мы не хотели и поэтому, показав ребятам, следившим за нами через решетки, наши находки, мы отобрали их в сторону и захоронили отдельно, сделав над ними квадратный цветник могилы.
Впоследствии мы в Потьме привыкли к подобным находкам, а местное население, показывая нам искусственные лесопосадки, уходящие рядами вдаль на километры, рассказывало, что все это кладбища тех, кто был здесь до нас.
Глава ХХХII
Весна властно шла по лесам Мордовии: зазеленел лес, оттаяла земля. Последние дни работы в цветнике прошли очень удачно: Вольт получил от мамы, приехавшей из Москвы, Раджас-Йогу и я, стоя под окнами его камеры и делая вид, что работаю, ежедневно по два-три часа слушал через решетку медленное внятное чтение.
Но, увы, глиняный карьер оттаял, наступил день выхода на работу.
Увидев этот кирпичный завод, я вспомнил Египет и моих предков: методы здесь за три тысячи лет не продвинулись вперед ни на йоту. Мы копали лопатами глину и подвозили ее вручную тачками к яме, где она замешивалась с водой при помощи простейшего ворота, вращаемого лошадьми, ходящими по кругу. Из этой ямы мы выбирали глину лопатами опять в тачки и отвозили к столам под навесом, где вручную колотушками глина забивалась в формы и потом сырые кирпичи сушились на ветру, лежа рядами на стеллажах. Обжиг кирпичей вели в двух самодельных печках.
Работали нехотя, из-под палки. Лишь в конце месяца начальство начинало бегать: план невыполнен. И тогда блатным несли запрещенный в зоне чай — из него делают «чифирь» — и гашиш! За это они в два- три дня доводили норму до выработки. Чай и гашиш начальство добывало на обысках у заключенных общих зон и поэтому не очень жадничало: план сдачи кирпича был важней: ведь из этих кирпичей офицеры строили себе дома.
Популярный в лагерях напиток «чифирь» имеет свою историю. В страшные годы голода в Сибири и на Колыме царил авитаминоз: цынга была почти у всех, а витаминов для лечения не было. Я еще застал конец этого и помню, как люди глотали свои собственные зубы: они свободно вынимались из десен. И кто- то посоветовал: заваривать крепкий чай, в пропорции 50 г на поллитра воды. Практически это делается так: в кружке заваривают пачку чая и сливают темнокоричневую, почти черную жидкость. Это — «первак». Потом этот же чай заваривают опять в той же кружке и сливают «вторяк». Так получается кружка чая крепчайшей консистенции. Напиток этот горек и вяжет рот. Но несколько глотков жидкости сильно повышает тонус, расширяет сосуды: появляется почти такое же ощущение, как при опьянении. «Чифирь» содержит витамин «С» и помогает против цынги, но когда его пьют, то привыкание почти такое же, как к наркотикам. Он популярен не только у заключенных, его пьет и конвой, офицеры. Кто-то из зэков сочинил шуточный «Гимн чифиристов»:
По тайге мороз гуляет,
Пес конвойный где-то лает,
Вьется ноченька без сна,
Как колымская весна.
Ну-ка, милый землячок,
Завари-ка «первачок»,
По глоточку всем налей —
Сердцу станет веселей.
Ведь напиток наш «чифирь»
Чист, прозрачен, как эфир:
Кто не первый год сидит,
Это смело подтвердит.
Чифирь пили на Печоре,
Колыме и Беломоре,
И в Сиблаге, и в Карлаге,
И начальнички в ГУЛАГе.
И никто, брат, не видал,
Чтобы «дубаря» кто дал.
Так-то, милый землячок,
Подвари-ка «вторячок»!
Работа на кирпичном заводе была утомительной: все мы ослабли от долгого сидения в камерах без воздуха и физических упражнений. Но и после того, как мы втянулись в работу, она изнуряла, поскольку питание было очень плохим.
Возвращаясь вечером в камеры, мы долго лежали ничком, но потом все же принимались за занятия: у нас были учебники и нужные книги.
А ночью мы слушали... концерты соловьев. За забором тюрьмы был молодой лиственный лесок, посаженный, чтобы скрыть кладбища, и там ночами пели десятки, сотни соловьев. Эти певцы весны и любви всю ночь соревновались в руладах, а мы лежали без сна, думали...
А на нарах, а на нарах,
В явью явленных кошмарах
Каждый профиль запрокинут,
Каждый взгляд с высот низринут
В мир огромный, темный-темный...
Так писал об этом талантливый поэт Валентин Соколов, тоже прибывший к нам. Сидел он второй раз: неспокойная душа звала к борьбе.
Наша рутинная работа была нарушена особым происшествием: на глазах у нас двое ребят совершили побег «на рывок». Этот метод прост: бегут на глазах у конвоя, если есть шанс уйти в лес, вскочить в поезд,
