осваивал навыки чтения и письма, была пришпилена гравюра с ее изображением; и вместо того чтобы поклоняться этому лику благодати, он возненавидел его, как ненавидел все религиозные ритуалы, призывающие к добру, к доброжелательности. И однажды, плюнув на изображение святой, он решил навсегда встать на сторону победителей.
Назавтра Крис подал заявление об уходе. Когда схлынуло первое удивление, Монтино искренне признался, что будет сожалеть о его уходе. Потом Крис поговорил с Каримом, оставил ему свой китайский адрес и принял участие в прощальной вечеринке, устроенной коллегами.
— Когда ты едешь?
— Сегодня ночью. В Шанхай.
В ответ на расспросы он сообщил, что встретил друга детства, который обосновался в Китае, у него серьезные проблемы со здоровьем, и он попросил его о помощи. Коллеги, выслушав эту историю, признали Криса чемпионом альтруизма и заключили его в объятия. В девятнадцать часов, взяв свои чемоданы, он присоединился к Акселю, расплачивавшемуся у стойки портье, и помог ему сесть в машину.
Лимузин обогнул озеро и остановился перед роскошным особняком.
— Но ведь нам надо в женевский аэропорт. Мы что, не летим в Шанхай? — удивился Крис.
— Послезавтра.
В этом дворце они провели двое суток, Крис так и не понял почему. Аксель тем временем давал ему мелкие поручения: помочь встать, умыться, разложить вещи. В соответствии с уговором Крис повиновался. Все это было для него несложно, особенно каждые три часа отправляться с Акселем в бассейн и проводить с ним сеансы, хотя его по-прежнему пугало состояние этого тела, легкость костяка и разбалансированность движений. У него мелькал вопрос: неужто теперь ему годами придется заниматься этим?..
Время от времени он слышал разговоры Акселя по телефону и понимал, что тот по-прежнему ведет себя как тиран: высокомерно, оскорбительно, презрительно, несправедливо.
— Аксель, а что хорошего ты сделал за эти годы? Я имею в виду — доброго?
— Ничего. Черт миловал.
— Я тебя заставлю.
В свободное время Крис предавался созерцанию альпийского пейзажа, с которым предстояло расстаться. Горное озеро простиралось в бесконечность… По временам возникало впечатление, что вода заполнила гигантскую расщелину, подобно крышке накрыв бездну. Порой гармоничные линии берегов казались колыбелью, в которой покачиваются волны. Короче, место, где он провел около десяти лет, казалось ему то ужасающим, то восхитительным.
На исходе их последней ночи во Франции прибыло такси, чтобы вместе с багажом доставить их в аэропорт. Потом из Женевы нагрянул китаец на черном авто. Из их разговора с Акселем Крис не понял ни слова, поскольку они говорили по-китайски; он лишь заметил, как испуганный азиат под диктовку Акселя нацарапал что-то на листке бумаги.
Они не стали дожидаться рассвета.
В пять утра Аксель велел Крису помочь ему принять душ, одеться и сесть в кресло. А затем приказал вести машину.
В серых сумерках нерешительного рассвета машина спустилась к озеру и осторожно двинулась по утопающей в тумане прибрежной дороге.
— Стоп, встанем здесь, — распорядился Аксель.
На обочине им подавал знаки вчерашний китаец, державшийся как-то напряженно.
Они выбрались из машины. В воздухе витал застоялый запах плесени и сушняка.
Китаец наклонился, указывая на обугленные мостки и низкую деревянную лодку.
По приказу Акселя Крис со всей возможной деликатностью помог ему перебраться из кресла в лодку. Усевшись на заднюю скамейку, калека с раздражением оттолкнул его.
Мотор работал на низких оборотах, чтобы не потревожить тишину. Силуэт китайца, стоявшего у кромки воды, становился все тоньше, пока, расплывшись, не истаял в утренней дымке.
— Куда мы направляемся?
— Увидишь.
Крис гадал, что находится в сумках, лежавших между ними на дне лодки.
По мере продвижения ялика туман уплотнялся, становясь густым, как гороховый суп. На середине озера, там, где в туманном ледяном пространстве уже пропали очертания берегов и горных склонов, Аксель выключил мотор.
— Здесь путешествие заканчивается.
— Здесь? — переспросил Крис.
— Здесь, на середине лагуны.
Тут Крис понял, что задумал Аксель: туман альпийского озера сменился синевой таиландской бухты, купавшейся в солнечном свете; Аксель решил, что пришла очередь Криса узнать, что такое тонуть.
— Не двигайся!
На Криса смотрело дуло револьвера. Аксель вытащил его из кармана.
— Я не шучу, — упрямо произнес он. — Вернись на место. Если ты не подчинишься, я выстрелю.
Крис снова сел. Он хотел было вступить в переговоры, открыл рот…
— Заткнись! Сегодня говорю я! — рявкнул Аксель.
Несмотря на безапелляционный тон, его сотрясала дрожь. От холода, а может, от страха или гнева… Атрофированные после комы лицевые мышцы делали лицо Акселя совершенно бесстрастным. Только сведенный рот выдавал напряжение.
— Когда-то ты, вместо того чтобы спасти меня, помчался за жетоном с номером один. Конечно, ты, вероятно, не знал, что я могу умереть, но ты не колебался, выбирая между моей жизнью и выигрышем в соревновании. На сей раз выиграть не удастся. Открой сумки.
Сталь револьвера сверкала, отбрасывая блики, похожие на молнии.
Крис медленно наклонился к тяжелым котомкам и подтащил их к себе по дощатому дну лодки. Внутри были связанные между собой свинцовые слитки с ременными петлями на концах.
— Обвяжись ремнями.
Крис попытался протестовать. Вместо ответа Аксель молча нацелил ему в лоб ствол револьвера.
Крис вынужден был подчиниться.
— И покрепче! Вяжи сложные узлы. Так, чтобы ты не смог высвободиться. — Аксель щелкнул курком.
Над их головами с пронзительным, печальным криком метнулся ворон.
Крис вдруг отбросил внутреннее сопротивление и взялся за дело. В его движениях сквозили решимость и энергия. Аксель заметил это, слегка удивился, но ничего не сказал.
— Ну вот, — заявил Крис, — балласт закреплен. Что дальше?
— О, как ты торопишься…
— А чего тянуть, конец мне известен. Я прыгаю в воду, или ты меня пристрелишь.
— Спокойно. Можно подумать, что тебя это устраивает.
— Мне кажется, это неизбежно.
— Повторяю, спокойно. Распоряжаюсь я. Я организовал все это, а не ты.
— Но я тоже. Я несу ответственность за то, кем ты стал.
— За то, что я стал миллиардером? — Аксель прыснул со смеху.
— Нет, убийцей. Вспомни, как нас называл Пол Браун, тот американец, что организовал нашу стажировку. Братья-враги Каин и Авель. Я был плохим, я был Каином, а ты хорошим, Авелем. Я был тем, кому выпало убить своего брата. Я сделал это.
Аксель с ненавистью взглянул на него:
— О, так ты все же чувствуешь себя виновным?
— Да, в огромной степени. Но теперь Каин — это ты, а я Авель. Нелепо, да? За двадцать лет мы поменялись ролями. Ты превратился в сгусток страдания, ожесточения, ненависти. Ты был ангелом, а я поступил с тобой просто чудовищно. Еще бы мне не стыдиться!
Готовый выстрелить, Аксель вновь навел на него оружие:
