голые женщины с припухшими губами. Краем глаза он отметил, что кто-то приклеил им между ног большие, с ладонь, золотые звезды.
Верность, пожалуй, тоже проблема возрастная, подумал он. На старости лет радуешься, когда в постели у тебя всегда одна и та же, знакомая женщина и незачем распускать хвост перед другими. Верность, что ни говори, привычка хорошая.
Прямо напротив, на месте давнего кооперативного магазина, теперь было албанское ночное кафе. Тридцатью шагами дальше располагалось туре и кое кафе, содержавшее службу доставки пиццы и тоже открытое всю ночь, до рассвета. «Молочная», куда Хункелер наконец-то вошел, принадлежала сербам.
Комиссар знал это заведение, и оно ему нравилось. Иногда после полуночи он выпивал здесь бокальчик пива. Были в «Молочной» и два автомата для игры в дартс, и бильярд — в задней комнате.
Всего несколько лет назад здесь располагался добропорядочный бюргерский ресторанчик, клиентуру которого составляли мещане и мелкие буржуа. Витрину его украшали две препарированные лососевые головы, прежний хозяин каждый год на две недели летал на Аляску ловить лосося. А потом целый год рассказывал о своих приключениях. Пока не повесился.
Теперь «Молочная» стала ночной пивнушкой, пристанищем мелких авантюристов, где разыгрывались отчаянные битвы на дротиках и бильярдных киях. Посетители остались те же. Только одевались теперь иначе. Белые блузы и отутюженные стрелки канули в прошлое. Уступили место «прикиду с наворотами». И ели они теперь не антрекоты а-ля «Кафе-де-Пари», а сандвичи. Хотя пиво пили до сих пор.
Хункелер сел за столик слева от двери — так, чтобы видеть улицу. Она по-прежнему была пустынна, если не считать одинокого тандема — молодой парень и маленькая женщина синхронно нажимали на педали.
Он попросил Милену нацедить большую кружку пива. Определить возраст Милены было невозможно, вдобавок она относилась к своей внешности с полным пренебрежением. Но однажды Хункелер видел, как в семь утра Милена, держа за руку дочурку, переходила через улицу, и с тех пор проникся к ней симпатией.
Возле одного из автоматов полным ходом шло сражение в дартс. Хункелер в этой игре не разбирался, да и интереса к ней не испытывал. Вспыхивали цветные огоньки, английские слова, цифры. За столиком рядом сидела компания болельщиков, в ярких гавайках и шортах. Состязались довольно молодой южанин с татуировкой на левом бицепсе и бледная, невероятно тучная тетка в джинсах. Кто победит, выяснилось очень быстро. Тетка метала дротики уверенно и направляла их куда надо, причем с совершенно бесстрастным видом. Рот у нее был очень красивого рисунка, а на подбородке словно бы светлый пушок.
Хункелер отхлебнул пива. Знал, что пить надо не торопясь. Как-никак сегодня предстояло еще добраться до Эльзаса.
Думал он о Кристе Эрни, которая на медицинской кушетке сумела «завести» такого мужика, как Ханс Грабер. Интересно, как ей это удалось? И все-таки уж не во время ли последнего любовного свидания она получила удар в сердце?
Куда ни ткнись в деле д-ра Эрни, везде упираешься в любовь. Ханс Грабер и Криста Эрни. Нелли Цубербюлер и Эдуард Фишер. Карин Мюллер и Регула Хеммерли. И что ни говори, надо бы разузнать насчет любовника Регулы Хеммерли, непременно.
Лучше б всему виной были деньги, наследство д-ра Эрни. Понятное, объяснимое убийство по корыстным причинам, однозначно и ясно. Но в это он верил все меньше.
Хватит с него любви. Он старый человек. Продолжать род ему незачем, это уже дело прошлое. Остатками своего эротизма он старался поделиться с Хедвиг, со всей возможной нежностью и тщанием. Пока что все получалось, и оттого он испытывал перед Хедвиг восхищение.
А вот совать нос в чужие любовные истории ему просто осточертело. Он бы с превеликим удовольствием попросту сидел и ждал смерти, спокойно, без эмоций. Смерть — вот подлинно великий избавитель, а вовсе не эта паскудная небесная сила.
Усмехнувшись своим мрачным мыслям, Хункелер бросил взгляд на улицу. В турецком кафе напротив — никакого движения. Только одинокий посетитель сидел и жевал пиццу. По мостовой опять проехал тот же тандем, на сей раз в обратную сторону.
Иов Хеллер явился в половине двенадцатого. Хункелер сразу его узнал — узкое лицо, крупный нос, залысины на лбу. Вылитый папаша.
Хеллер прошел в заднюю комнату, где, потягивая вино, сидела какая-то парочка. Окликнул официанта, заказал кофе, бросил несколько монет в автомат — на зеленое сукно бильярда выкатились шары. Он сложил их треугольником, взял кий, поставил белый шар и с силой послал его вперед — треугольник разлетелся во все стороны. Тут парень поднялся из-за столика, взял кий, тоже занял место у бильярда. Игра началась.
Все это происходило в молчании, без единого взгляда на других посетителей. Они играли, не выказывая ни малейших эмоций, слышался только сухой стук шаров. Девушка сидела не шевелясь, курила одну сигарету за другой и следила за поединком.
В двенадцать пришел лысый здоровяк лет пятидесяти, в безрукавке, открывающей могучие плечи. Пришел не один, с догом, громадным, как теленок, в черно-белых пятнах. С точки зрения знатока, небось красавец, подумал Хункелер, но ему лично не по душе эта собака, которая улеглась прямо у его ног, распахнула пасть и зевнула. Вновь пришедший заказал бокал «Ла кот», выпил и заказал еще. Мимо окна снова проехал тандем, в сторону Канненфельдпарка.
— Это моя Жизель, — сказал хозяин собаки, — самая милая девочка на свете. Могу хоть на три часа оставить ее в машине — ни разу не тявкнет. И кусать она в жизни никого не кусала.
Посетитель в турецком кафе напротив наконец-то доел пиццу. Хункелер видел, как он расплатился, встал, вышел на улицу и зашагал в сторону центра.
— Злая собака или нет, зависит не от нее, а от хозяина. Пород, злобных по природе, не существует. Питбули тоже не злые. Собаки становятся злыми, если у них злые хозяева. Я по характеру добряк, оттого и Жизель такая милая девочка.
Хункелер встал, перешагнул через спящую Жизель, прошел к стойке и заказал эспрессо. Иов Хеллер между тем уверенно загнал в лузы последние четыре шара, бросил в щель еще одну монетку и начал новую партию. Судя по всему, оба партнера — игроки высокого класса.
Хункелер взял свой эспрессо, вернулся к столику и, перешагнув через храпящего дога, сел у окна.
— Вы и спите со своей девочкой? — спросил он.
— Да, она спит на моей кровати. У меня двое детей, но я с ними не видаюсь. Была жена, только она со мной больше не разговаривает. Теперь жена у меня другая, и я с самого начала объяснил ей, что собака для меня на первом месте.
К кафе напротив подъехал маленький «фиат» с надписью на дверце: «Доставка пиццы.
— Вы не любите собак? — спросил хозяин Жизели.
— Почему вы так решили?
— Потому что вы боитесь Жизели. Те, кто любит собак, ее не боятся.
— Если ваша псина вздумает тяпнуть меня за ногу, — сказал Хункелер, — то получит пинка под зад.
— Но-но, полегче! Я не допущу, чтоб мою девочку пинали!
Хункелер изобразил приторную улыбку. Краем глаза он видел, как Иов Хеллер попрощался, вышел на улицу и, перейдя через дорогу, толкнул дверь турецкого кафе. Официант передал ему желтую пластиковую сумку. Они явно не поладили, потому что начали кричать друг на друга. В руках официанта откуда-то возник пистолет, который он навел на Иова Хеллера. Тот покачал головой, медленно поднял руку, тронул официанта за плечо. Взял желтую сумку, вышел на улицу, сел в серый фургончик и поехал прочь.
— Я во многом жестоко разочаровался, — сказал собачник. — Особенно в женщинах. Не нашел ни одной, на которую можно по-настоящему положиться. А собака никогда не обманет. Она верная, надежная.
