— Да я не к тому, — сказал Хункелер. — Мне просто удивительно, чт
— Что было, то прошло. Утром, часиков в девять, еще заходит кое-кто из работяг с окрестных строек. Выпивают большую кружку пива, закусывая сандвичами с ветчиной и салями. Они приходят, потому что знают: здесь их угостят по первому разряду. Тогда у меня есть кой-какая выручка, хоть и хилая. В остальном все глухо.
— На что же существуют три новые пивные возле Бургфельдерплац?
— Ночные кафе?
— Ну да.
— Ты правда не знаешь? — спросил Эди.
Хункелер покачал головой: мол, понятия не имею.
— Я лично считаю, что там просто отмывают деньги. Аренду они платят — закачаешься. На клиентуре столько нипочем не заработаешь. Это всем известно.
— Почему же полиция не в курсе?
Эди, похоже, рассвирепел. Треснул кулаком по столу, даже чашка подпрыгнула.
— Кончай, а? Издеваться надо мной решил?
— Ага, всласть наиздевался.
— По-видимому, у них все легально, — грустно сказал Эди. — Тут есть свои хитрости. К примеру, можно контрабандой ввозить крупные партии сигарет. Если контрабанда идет не прямо через швейцарскую границу, то в Швейцарии ее вполне можно легализовать. На этом зарабатывают деньжата, которые затем снова пускают в оборот. Будь у меня нелегальные бабки, я бы и сам так поступил. Но, увы, их у меня нету.
— И как же ты платишь аренду?
— Тут аренда нормальная. Договор действует еще два года. А потом придется прикрыть лавочку.
— Паршиво, — сказал Хункелер. — Где же я тогда буду вечерком пить пиво?
— В каком-нибудь из ночных кафе. Они до утра открыты.
Совещание началось только в шесть вечера. Присутствовали, как обычно, все, большинство слегка подшофе после поминок.
Д-р Рюинер ничего нового сообщить не мог, коротко извинился и ушел. Халлер молча попыхивал трубкой. Мадёрен мрачно доложил, что задержанных дилеров пришлось отпустить. Прокурор Сутер расстегнул верхнюю пуговку на рубашке — жара допекла. Видно, выпил лишнюю рюмку арманьяка.
Только д-р де Виль, похоже, пребывал в отличном расположении духа. Он тоже участвовал в поминках, но вино и напитки покрепче, видимо, переносил наилучшим образом.
Он сообщил о пленке с записью анонимного звонка. Явно мужчина, предположительно курильщик, но тут есть сомнения. Возраст — от сорока до шестидесяти. Говорил на литературном языке, тем не менее базельским диалектом наверняка не владеет. Родина его, скорей всего, где-то в районе Люцерна.
Засим де Виль включил запись. Высокий голос, почти фальцет, произнес: «В грудь доктора Кристы Эрни вонзен средних размеров разделочный нож. Вонзен в наказание».
Все молчали. Сутер поправил галстук. Выжидательно обвел глазами собравшихся, однако слова никто не взял.
В конце концов Луди спросил:
— Почему он говорит «в грудь»? Почему не «в сердце»?
Ответить никто не сумел.
— И почему он говорит, что в сердце вонзен нож? Это же неправда. Ножа там не было.
— Почему он вообще позвонил? — спросил Мадёрен. — Решил добровольно себя выдать?
И тут сказать было нечего.
Де Виль выудил из кармана какую-то бумажку и зачитал ее содержание. Это было заключение графолога, гласившее, что анонимное письмо однозначно послал мужчина, который старался писать коряво, будто не привык держать в руке перо, на самом же деле писал частенько. По всей вероятности, интеллектуал, желавший представиться глупее, чем он есть. Об этом свидетельствуют и нарочитые ошибки в правописании. Возраст оценить трудно, возможно от тридцати до сорока.
И опять все молчали, явно мечтая, чтобы совещание поскорее закончилось.
— Напрашиваются три вопроса, — сказал Луди. — Первое: один ли и тот же человек — звонивший и автор анонимного письма? По возрасту вряд ли. Но господа специалисты могут и ошибаться. Второе: зачем он позвонил? Зачем написал письмо? Третье: почему аноним писал от руки? Хочет привлечь к себе внимание, проложить след к своей персоне?
Никто не проронил ни слова, и Сутер закрыл совещание.
Хункелер прошел вместе с Луди к нему в кабинет. Оба сели, задумались.
— Ты действительно считаешь, что звонок и письмо могут исходить от одного человека? — спросил Хункелер.
— Да, — ответил Луди.
— И по-твоему, он хочет привлечь к себе внимание?
— Да, именно так.
— Но зачем? Никому ведь неохота садиться в тюрьму.
Луди слегка отъехал на стуле назад, уперся ногами в край стола. Беззвучно рассмеялся и с отвращением помотал головой.
— А по-твоему, нормальный, заурядный человек может ударить женщину ножом в сердце?
— Нет, — сказал Хункелер.
— Вот видишь. Значит, он больной. Причем это вовсе не обязательно бросается в глаза. Возможно, он человек уважаемый, почтенный.
— Например, врач?
— Да, или видный художник.
Хункелер кивнул. Оба опять погрузились в размышления.
— Не знаешь, что делать дальше, а? — спросил Луди.
— Не знаю.
— Стало быть, придется ждать какой-нибудь случайности.
— А как обстоит с ночным турецким кафе на Бургфельдерплац? — поинтересовался Хункелер. — Нашел что-нибудь?
— Ты имеешь в виду «Анкару»?
— Да.
Луди снял ноги со стола, включил компьютер, отыскал нужный файл.
— Мы уже два раза проверяли это заведение. Все вроде бы легально.
— Чем они зарабатывают?
— Доставкой пиццы.
— А доктор Кнехт? — спросил Хункелер.
— Что ты хочешь знать?
— Как у него с финансами.
Луди опять беззвучно хохотнул. Вопрос, похоже, рассмешил его.
— Я знал, что ты об этом спросишь, и заранее навел справки.
Он нажал несколько клавиш и прочитал то, что выяснил о финансах д-ра Кнехта.
— Дела у доктора Кнехта обстоят не лучшим образом. Три года назад он развелся и выплачивает алименты жене и двум детям. К тому же купил яхту так тысчонок за двести франков. Она стоит у Эгины, а это тоже недешево. Доктору Кнехту срочно нужны деньги.
— Как ты все это выяснил, ангел мой? — спросил Хункелер.
— Профессиональный секрет, — отозвался Луди. — Об этом не говорят.
