песок с камнями. Светлый путь блеснул в наши полузакрытые глаза, и живительное тепло разлилось по всем нашим членам. И понемногу мы стали приходить в себя, раскрывая глаза, перебрасываясь словами.
— Где мы? — говорит один.
— Где мы? — вторит ему другой.
Мы еще не знаем, где мы, но чувствуем и видим, что мы на берегу, на суше. И постепенно мы приподымаемся, пытаемся встать на ноги. Отряхиваем воду, оглядываемся по сторонам, поднимаем глаза к небу, потом вновь опускаем к земле. Над нами чудесное синее небо с ослепительным солнцем, а внизу — зеленая земля. Над нашими головами летают и поют птицы, вокруг нас рассыпаны мириады цветов. Мы чувствуем, как в душу каждого из нас вкрадывается какая-то странная щемящая боль… У нас дрожат руки и ноги. Мы, видимо, голодны. И снова мы спрашиваем друг друга:
— Где мы? Где мы?
Наш рассудок возвращается к нам, и мы уже понимаем, что это море выбросило нас на берег, на неизвестный нам остров. Я начинаю всех пересчитывать и вижу, что нас, представьте себе, ровно тринадцать, тринадцать человек как раз. Тут и миллионер, тут и атеист, та же женщина, рабочий… Вся наша еврейская колония целиком. И ни одного чужого!
И невольно из груди вырывается вздох.
Мы все поднимаем руки к небу (кроме одного — атеиста, отвернувшегося в эту минуту в сторону) и молча славим Б-га, и каждый из нас в душе произносит:
— Ты велик, о Г-споди, и велики чудеса, Тобою творимые…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Наверное каждый из вас в детстве читал чудесный рассказ про Робинзона Крузо и знает, как море выбросило его на остров, как он жил в одиночестве несколько лет.
То же самое было и с нами — тринадцатью несчастными пассажирами, попавшими Б-г знает куда. Разница лишь в том, что он был один, а нас — тринадцать. Тринадцать братьев (двенадцать братьев и одна сестра), дети одного и того же народа. Тринадцать Робинзонов на одном острове! Конечно, наше положение лучше, чем положение одинокого Робинзона. Но если даже нас тринадцать человек? Все равно мы не знаем, где мы находимся. Материк ли это или пустынный остров. Судя по богатой растительности, мы не в пустыне. Возможно даже, что остров обитаем. Но вопрос в том, кто его обитатели. А вдруг, избави Б- же, людоеды?
И мне вспоминается книга, которую я читал на пароходе до катастрофы. Книга как раз была еврейская — роман, но издана в Америке. У меня был экземпляр седьмого издания (так сказано на обложке). Заглавие этого романа очень длинное: «Капитан Гарибаба, или Они идут за бриллиантами и попадают к людоедам на остров „Кукуруза“, где живут дикие люди из племени „Таратута“».
Книга произвела такую сенсацию во всем мире (так сказано на обложке), что на фабриках не хватило бумаги, а в типографиях — букв для набора, и наборщиков пришлось привезти из Европы на специальных пароходах.
Жаль, что я романа не дочитал. Буря помешала мне, а я как раз остановился на самом интересном месте, где было описано, как пароход блуждал по волнам океана, как на пароходе кончился провиант и как бросали жребий, кого из матросов употребить в пищу. Жребий бросали до тех пор, пока в живых остался только один капитан. И этот капитан поплыл к острову «Кукуруза».
А что, если и мы попали на этот остров, и дикарям из племени «Таратута» захочется полакомиться котлетами из человеческого мяса?
Если так — то лучше было погибнуть в море!
Эта мысль заставила нас всех содрогнуться: никто из нас не хотел попасть на зубы дикарям, а предпочел бы скорее зажарить кого-нибудь из них. Мы отчаянно проголодались, свершив немаленькую прогулку по морю на обломках разбитого парохода.
Ребром встал вопрос о еде. Мы поглядели друг на друга такими глазами, точно говорили: «Давайте-ка бросим жребий, кого раньше съесть».
— Если мы будем стоять, ничего не выйдет. Надо начать поиски, достать пищу.
Так сказал один из нас. Кажется, миллионер. Он больше всех страдал от голода.
— Достать пищу? — сказал другой сердито. — Это легко сказать! А где достать? Разве вы не видите, что мы находимся в пустыне?
— Вы так решили? — спрашивает третий, рассердившись на второго.
— Милосердный Б-г, избавивший нас от воды, наверное, и накормит нас.
Так произнес единственный набожный еврей среди нас — ортодокс, но за это атеист наградил его злобным взглядом.
И таким образом начались дебаты. Они продолжались до тех пор, пока один из нас (я не хочу сказать, что это был я, дабы вы не сочли меня хвастуном) не напал на блестящую мысль: мы все должны разойтись в разные стороны и начать поиски в лесу, на горах, в полях. Это предложение было почти уже принято, но нашелся один и запротестовал:
— А вдруг мы заблудимся?
Это было очень дельное замечание, и все согласились с тем, что тринадцать — это не один. Но все- таки остался вопрос: куда нам всем двинуться? В какую сторону? Влево или вправо? В лес или в поля? И снова закипел спор, и, как на пароходе, мнения разделились. Сколько людей — столько мнений. Тринадцать человек — тринадцать мнений. Один утверждал, что в лесу должны быть плоды, какие — неизвестно, но, во всяком случае, — плоды. Его перебил другой:
— Я впервые слышу о том, что в лесу растут плоды.
Вмешался третий и сказал, что бывают различные леса. Если нет яблок и груш, то зато, наверное, есть орехи. За орехи он ручается.
— За орехи вы ручаетесь? Чем вы, например, ручаетесь?
— Чем хотите!
— И за диких зверей вы тоже ручаетесь?
— Для чего вы тут приплели зверей? Дикие люди опаснее.
— Гораздо хуже!
Спор тянулся бы до бесконечности, но вмешался рабочий:
— Господа! Если вы не обидитесь, я вам кое-что скажу. Я себе человек простой, рабочий, всяких там штук не знаю, но для чего ссориться по поводу того, чего не знаешь? Возможно, в лесу много плодов, но, может быть, и наоборот. Если вы мне позволите, я на минутку забегу в лес. Если там растут плоды, я вам скажу или сорву и принесу. И мы поедим.
Это было так просто и ясно, что никто не запротестовал. Мы расселись по камням, греясь на солнце, и каждый из нас погрузился в свои думы. Все мы молчали и не потому, что боялись нарушить святую тишину и не из-за отсутствия тем для разговора, но по очень простой причине: мы были, как я уже вам говорил, адски голодны, а голодный человек не любит разговаривать.
Если все чувствовали то, что я чувствовал, — мне придется сказать, что в ту минуту каждый из нас с вожделением поглядывал на другого не хуже людей племени «Таратута».
Да, голодный человек — зверь. Я мог убедиться в этом, когда рабочий вернулся из леса, с ног до головы нагруженный плодами. Вся колония набросилась на него. Б-г знает, что могло бы произойти, приди он с пустыми руками. Джентльмен-банкир первый бы задушил его. Но, к счастью, наш ходок принес сладкие
