твое… Все, все…
Она нежно обняла его голову и прижала к себе.
– Вера, Андрейка! – Анна Андреевна в удивлении замерла на пороге.
Сквозь распахнутую дверь из столовой доносился веселый фальцет Ивашина:
– Нет, уж черта с два! Никаким провокаторам не остановить урагана истории… Андрей, полковник, где же ты? Тут важнейший вопрос: можем ли мы вопреки всем и вся…
– Вот ураган! – с ласковой укоризной проговорила Анна Андреевна и притворила дверь. – Так до смерти у него все и будет: вопреки всем и вся… А тебе бы лечь, Андрюша, а?
– Что ты, мама!
– Да, да, – улыбаясь сквозь слезы, проговорила Вера, – у нас с ним столько дела, столько дела…
Когда они остались одни, Андрей снова как завороженный сложил вынутые из конвертика клочки открытки. Четыре. Недостает только его доли: далекого синего леса – прибежища, которого не достиг волк…
И вдруг за его спиной раздался ясный, громкий голос. Андрей сразу узнал в магнитофоне голос Галича. Лесс Галич – весельчак с улыбкой, открывающей ослепительно белые зубы, – тот самый парень, что решительно заявил: 'Уж мою-то мельницу ничто не заставит вертеться против моей воли…'
Но какой трагической мудростью звучали сейчас его слова с ленты магнитофона.
Андрей закрыл глаза и прислушался. Голос Лесса оборвался.
Андрей сказал Вере:
– Поставь еще раз.
Снова отчетливо слышно каждое слово:
'Опомнитесь, люди! Есть еще время. Остановите руку преступников, занесенную над миром…'
Лента оборвалась. Андрей молча глядел на вращающийся ролик. Молча смотрела на мужа Вера.
Ласково погладила его по голове:
– Сколько еще дела… Сколько дела, Андрюша!
Август 1957 – январь 1960 Москва – хутор Эсберг (Риквере)
